Джуд Деверо - Двойной любовник
Возможно, что-то похожее происходило, и в Уорбруке.
Первым желанием, когда он проснулся, было позвать Марианну, показать ей раненое плечо и признаться, что он Мститель. Он знал, что его сестра будет помогать, пока он не поправится, и защитит его от гнева англичан. Как бы ему хотелось видеть выражение ее лица, когда она узнает, что он не тот жирный пьяница, за которого она его приняла! Но теперь он осознал, какой опасности он подверг бы ее жизнь.
Александр повернулся, когда заспанный Ник вошел в комнату и опустился на стул.
— Эта женщина подняла меня до рассвета и заставила рубить дрова, — сказал мрачно Ник с некоторым недоумением в голосе. — Раньше мне приходилось лишь изредка видеть, как этим занимаются мои слуги, так что я не очень представлял, как это делается. А эта женщина вдобавок не из самых терпеливых.
— Джессика? — поинтересовался Александр. В его голосе звучало нечто большее, чем насмешка. Одна только мысль о том, что эта женщина сделала с ним, заставила его руки заболеть от желания сдавить ее красивую белую шею.
— Другая. Элеонора. — Ник опустил голову на руки.
Алекс и раньше видел Ника в разном настроении, и он знал, что лучшее, что он может сделать сейчас, — не дать Нику жалеть себя. Он с трудом сел в кровати, простыня соскользнула с его сильных широких плеч, открыв повязку.
— Надо, чтобы никто не узнал, что я не тот, кем им всем показался, — начал Алекс, — Я думаю остаться в этих павлиньих одеяниях до тех нор, пока мое плечо не заживет и не поутихнет интерес к Мстителю. Ты не мог бы предоставить мне слугу посмышленее и чтобы он не трясся при малейшей опасности?
Ник резко поднял голову:
— Все мои люди — русские, а русские ничего не боятся. Ты замышляешь опять стать Мстителем?
— Возможно. — Единственное, что занимало сейчас его мысли, это желание отплатить Джессике за ее смех. Он видел себя одетым в черное, карабкающимся в окно ее спальни, как он привязывает ее очаровательные белые руки к спинке кровати и…
— Ты меня слушаешь? — прервал его видение настойчивый голос Ника. — Никогда мне не встречался народ более нахальный, чем вы — американцы. Мне следовало бы отплыть домой прямо сейчас, пока мне еще один такой не попался. Но сам знаменитый Мститель обращается ко мне. Я пошлю мое судно обратно на юг, привезти побольше нарядов моего кузена и новый парик.
— Не забудь оставить одного из твоих хваленых слуг.
— Нет, — сказал Ник задумчиво, — эта игра занимает меня. Я останусь здесь и буду изображать твоего слугу. Я сохраню твою тайну. — Его глаза сузились. — И я заставлю эту Элеонору "Таггерт раскаяться в том, что она позволила себе сказать обо мне сегодня утром.
— Тогда договорились, — повеселел Алекс. — Мы останемся вместе. Я буду самым изнеженным мужчиной в Америке. А ты покажешь нам, американцам, как надо работать.
При последних словах Ник нахмурился:
— Если меня пошлют работать в поле, я откажусь. Ну, теперь мне будет что рассказать моей семье.
— Надеюсь, твоя семья верит тебе больше, чем моя. Не пора ли нам меня одеть? Я уже начинаю ненавидеть этот парик.
Глава 3
Александр позволил себе потратить на одевание много времени. После осмотра раны они с Ником приступили к наращиванию его объемов, пока атласные панталоны не обтянули бедра, а живот Алекса не стал выступать почти на фут, и наконец водрузили на его темные волосы тяжелый напудренный парик. Когда с этим было покончено, Алекс оказался упакован настолько плотно, что пот стекал с его лба.
— Не знаю, стоят ли они этого, — заметил он с горечью.
— Они — твой народ, — пожал плечами Ник.
— Который отвернулся от меня. — Перед глазами Алекса опять предстала смеющаяся над ним Джессика Таггерт. Если бы ее там не было, поверили бы люди его маскировке?
Пробило одиннадцать часов, когда он, тяжело переваливаясь с боку на бок, приковылял в гостиную дома Монтгомери, где множество людей ожидало его появления. Они делали вид, что только дела привели их во владение Монтгомери, но по их глазам Алекс видел — они ждали его. На мгновение у него перехватило дыхание. Алекс был уверен, что сейчас кто-то захочет и предложит ему прекратить маскарад, сейчас, когда он дома, среди друзей.
Но все, как один, старательно разглядывали стаканы, которые нянчили в руках.
Алекс бросил взгляд на Элеонору, которая руководила двумя женщинами, занятыми стряпней на открытом очаге. Общая комната в доме Монтгомери была своего рода комбинацией гостиной, кухни и конторы. С тех пор как семья Монтгомери завладела большей частью Уорбрука, все мало-мальски важные дела были связаны с ними. И в течение дня почти все жители города проходили через эту комнату по тому или иному делу. Сэйер Монтгомери следил, чтобы еда и напитки всегда ждали тех, кто приходил в его дом.
Два человека в углу комнаты, сидевшие на конце одного из двух столов, начали говорить довольно громко.
— Мой зять своими руками вырастил эту пшеницу, но перед тем как доставить ее в Испанию, я был должен останавливаться в Англии и выгружать всю пшеницу для их досмотра.
— А мне пришлось везти какао из Бразилии в Англию на инспекцию, чтобы получить разрешение доставить его в Бостон.
Они посмотрели поверх стаканов на Александра, но он притворился, что не слышит их. Они не сочли нужным отдать дань вежливости, напрямую обратившись к нему, так зачем же ему в таком случае показывать свою заинтересованность? И что, они ожидают, он должен сделать относительно английских законов? Складывалось впечатление, будто эти люди считали, что все еще живут во времена законов средневековья, а он — их лорд, обладающий привилегией лично обратиться к королю с жалобой.
— А я потерял свое судно из-за шестидесяти фунтов, — пожаловался Джосайя Грини.
Александр посмотрел на огромных размеров тарелку с едой, поставленную перед ним Элеонорой. Он чувствовал себя словно в театре, причем как будто он единственный в зрительном зале уже видел эту пьесу раньше и знал ее содержание. Александр ел и слушал монолог Джосайи.
Несомненно, тот произносил его в тысячный раз, но собравшиеся здесь вновь разыгрывали свои партии специально для него.
Они поведали, какой красивый корабль был у Джосайи и как он им гордился, но тот заступил дорогу Питману. Из-за участка земли, которым Джосайя владел и не хотел продавать. Питман заявил, что он якобы уверен, что у Джосайи полный трюм контрабандной зеленой краски. Он задержал корабль, но никакой краски не нашел. Тогда он среди ночи явился с дюжиной солдат в дом Джосайи и обшарил его от подвала до чердака. В ходе этого «обыска» разнесли погреб со всеми припасами, белье разрезали в клочья, переломали мебель и совершенно затерроризировали дочерей Джосайи. Он попытался получить свой корабль обратно, но ему было приказано выплатить залог в шестьдесят фунтов. Так как все его деньги были вложены в подобные залоги, которые он отдавал Питману всякий раз, как отплывал из Уорбрука, то Джосайя просто не мог наскрести еще шестьдесят фунтов. Друзья собрали для него деньги, но Джосайе предстояло доказать свою невиновность. Питман утверждал, что на борту судна была зеленая краска, Джосайя отрицал. Они представили свои иски на рассмотрение Колониального суда Адмиралтейства — и судно отдали Питману и его офицерам, так как Джосайя не мог доказать, что зеленой краски на борту корабля не было.
