Анна Рейн - Темные желания
Как ни странно, по пути граф не проявлял никаких интимных намерений, и они чинно и совершенно пристойно доехали до театра. Там было просто чудесно. Джоанна рассматривала гостей, прогуливающихся в фойе. Раньше собственный наряд показался ей просто шикарным, но теперь она поняла, что он был просто на том же уровне, что и наряды других женщин высшего общества: жен и дочерей очень знатных людей. Джоанна видела и таких женщин, как она сама — любовниц и содержанок. Наряды многих из них были слишком откровенны или слишком ярки и безвкусны. И она почувствовала благодарность к графу, что тот одел ее вполне прилично.
Конечно, они не могли не столкнуться со знакомыми графа. Те глазели очень удивленно. В чем дело, Джоанна не понимала. Она же не знала, что уже более десяти лет графа не видели с женщиной в публичном месте. И она была удивлена куда больше всех остальных, когда граф представил ее как свою невесту.
На вопросы «когда свадьба?» граф ответил, что леди еще не решила.
И как это следует понимать?!
Когда они остались более или менее наедине, граф объяснил, что представлял ее как свою невесту просто для того, чтобы на нее не смотрели косо. Вообще-то Джоанна не чувствовала обиды, скорее, облегчение, что его слова насчет невесты — наглая ложь. Ей не хотелось второй раз замуж на тех же условиях.
Опера ей понравилась. Она слушала, как завороженная. Граф искоса любовался ею. Сейчас, такая восторженная, счастливая, она вызывала в нем сильное желание, но все эротические сцены, возникавшие всполохами в его мозгу, неизменно бы осквернили это ее счастье. И потому он решил сегодня оставить ее в покое. Заслуживает же она хоть один счастливый вечер, когда ни за что не надо расплачиваться?
* * *Утром они завтракали, когда где-то в доме раздался звук, будто упало что-то тяжелое и разбилось. Граф вскочил. По его мнению, звук донесся из его библиотеки. И он даже догадывался, что именно разбилось. Только хотел узнать, кто это сделал и чего заслуживает за свою неаккуратность.
Джоанна пошла следом за ним.
В библиотеке над обломками вазы стоял мальчишка, даже не попытавшийся спрятаться, когда вошел граф. Мальчик был бледен и буквально в отчаянии от того, что сделал. По его лицу катились крупные безмолвные слезы. Граф понял, что это и есть сын Джоанны. До сих пор граф не замечал никаких признаков его присутствия в своем доме.
Да, граф угадал правильно. Мальчишка разбил старинную китайскую вазу, стоимость которой Джоанна не смогла бы выплатить, даже если бы продала свой дом.
Граф мрачно глянул на нее. Джоанна, судя по ее бледному виду, понимала, что за вазу ей не расплатиться никогда.
Граф перевел взгляд на мальчика. Тот продолжал глядеть на него огромными глазами, в которых застыл смертельный страх. Ребенка начала сотрясать крупная дрожь. Граф с легкостью представил, что за такой проступок от отца ребенку вполне могло достаться физически. И явно доставалось. Мальчик явно ожидал от него такой же реакции.
— Милорд… — взмолилась Джоанна за его спиной, явно пытаясь переключить его гнев со своего сына на себя.
— Разберемся вечером, — сквозь зубы бросил он ей и вышел из библиотеки. Ваза разбилась на крупные осколки, и, возможно, ее еще можно было отреставрировать, потому по пути граф приказал слугам осколки аккуратно собрать и не выбрасывать.
Гнев из-за разбитой вазы сменился в нем на раздражение и ярость.
— Будь ты проклят, Лэнгфорд, — сквозь зубы выругался граф. Если б вазу разбил кто-то из слуг, то был бы немедленно уволен без жалования и рекомендаций. Но это сделал сын Джоанны. И потому в мозгу графа зароились странные и непривычные мысли, что это была всего лишь фарфоровая безделушка, которую неизвестно кто объявил величайшей ценностью.
Он не собирался взыскивать за эту вазу с Джоанны всерьез. Это просто давало повод ЯКОБЫ наказать ее. То есть, сделать то, что он обычно делал с ней, и не более, просто под предлогом того, что она провинилась.
Но для начала он должен был успокоиться и смириться с потерей ценной вещи. К вечеру он был уже вполне спокоен и предвкушал встречу со своей любовницей и все приказы, что она выполнит.
Едва зайдя в дом, он передал ей приказ немедленно явиться к нему в спальню в соответствующей одежде, а сам отправился за бутылкой вина.
Когда он вошел в спальню, то просто онемел. Тело Джоанны закрывал кусок прозрачного красного шелка, отдаленно напоминавшего ночную сорочку. Если б она ограничилась только этим произведением неприличного искусства, все было бы нормально. Он успел привыкнуть к мысли, что у нее имеется некоторое количество неприличных нарядов от ее первого брака. И сейчас он был как раз в том настроении, чтобы оценить их по достоинству.
Но у нее на шее был черный ошейник. Ее запястья и лодыжки обхватывали черные широкие полосы браслетов. В каждой из пяти черных полосок было кольцо, через которое можно было пропустить веревку. Как человек, имевший огромный опыт в играх такого рода, граф мгновенно оценил возможности, которые дают эти… кольца. Он взглянул в лицо Джоанне, и мгновенно осознал, что никогда не сможет поступить так с ней. Она наверняка весь день провела в страхе, какое наказание он выдумает для нее к вечеру. Он ощущал настоятельную потребность успокоить ее; и вместе с тем нараставшее бешенство на ее покойного мужа полностью лишало его здравомыслия и способности связно говорить.
И еще он знал, что никогда не сможет забыть, как она выглядит сейчас. И никогда не сможет забыть этот смертельный ужас в ее глазах, обращенных на него.
Он отвернулся от нее. Трясущимися от злости руками налил себе вина и сделал несколько крупных глотков. Каким-то чудом он сумел обуздать свое бешенство настолько, что сказал, повернувшись к ней:
— Ни одна ваза на свете не стоит чьей-то души. Иди в свою спальню, Джоанна. Спать.
По ее телу пробежала мелкая судорога, она склонила голову и пробежала мимо него в свою комнату.
Она не могла уснуть. Ее сын разбил ценную вазу, и кто-то должен был понести за это наказание. Если не она, то кто? И Джоанна напряженно вслушивалась, не раздадутся ли в коридоре шаги графа, не направится ли он в другую часть дома… Но все было тихо.
Граф же в свою очередь медленно, но неуклонно напивался, пытаясь не вспоминать, как соблазнительно выглядела женщина с черными браслетами на руках. О, не стоит отрицать, что ему это пришлось по вкусу. И точно также не пришлось ему по вкусу ее отчаяние. И сейчас граф был в растерянности. Ему не хотелось, чтобы Джоанна испытывала по отношению к нему отвращение и страх. Но в то же время он не принуждал ее оставаться в его доме. Она сама пришла. Она сама просила денег, обещая выполнить все, что ему в голову придет.
