Жюльетта Бенцони - На перекрестке больших дорог
– А на кого буду похожа я? – ответила Катрин, которая, как только закрылась дверь за Кеннеди, облачилась в необычный костюм. Растрепав свои волосы, она натянула на них берет и остановилась у большого зеркала из полированного олова, критически осмотрев себя.
Как хорошо, что она не потолстела, ведь пестрые одежды толстят, и она предпочитает черный цвет не только ради траура. На этот раз обстоятельства были необычные, к тому же где взять черный мужской костюм, да еще по росту. Но в любом случае ей было приятно: костюм ей шел и придавал вид лихого молодого пажа с очень красивым личиком. Она накрутила на палец прядь волос: они ей показались более темными, и их золото стало отливать бронзой, что еще больше подчеркивало нежный цвет лица и выделяло большие глаза.
Наблюдавшая за ней Сара брюзжала:
– Непозволительно быть такой красивой. Думаю, что мне зеркало не подарит столь удачного отражения.
И в самом деле, Сара, которой осталось нахлобучить берет на копну своих черных жестких волос, выглядела в своем костюме ужасно смешной.
– Надо затянуть грудь шарфом, – посоветовала Катрин, – а то слишком уж видно, что ты женщина.
Подобным образом она поступила и сама, прежде чем надеть верхнее платье. Потом, закутавшись в черное манто, пошла открыть двери, в которые кто-то постучал.
– Вы готовы? – раздался голос Кеннеди.
– Вроде бы, – ответила Сара, пожимая плечами.
– Войдите, – крикнула Катрин, укладывая черный бриллиант и другие драгоценности в козий мешок. Сара понесет другую часть. Фигура шотландца выросла на пороге. Он улыбнулся.
– Ну и красивый же паж из вас получился, – засмеялся он с видимым воодушевлением.
Но Катрин не улыбалась.
– Этот маскарад меня не радует. Я упаковала свои вещи и надену их, как только это станет возможным. А теперь идем…
Прежде чем уйти, Катрин окинула взглядом комнату, где протекли ее последние счастливые дни и где она пережила тяжелое горе. Скромные стены, как ей казалось, сохранили отсвет улыбки Арно и эхо смеха Мишеля. Она почувствовала, как дороги они ей стали, и комок подкатил к горлу. Но она не позволила чувствам взять верх над собой. Ей нужно было сохранить все свое хладнокровие и присутствие духа. Она решительно положила руку на рукоять кинжала, подвешенного к поясу, и повернулась спиной к знакомым стенам. Клинок принадлежал Арно, им он убил Марию де Шамборн, и для Катрин это был самый дорогой сувенир. Эти несколько сантиметров закаленной стали были ей дороже черного бриллианта. Ведь рукоять кинжала согревала рука ее мужа. Она не колеблясь отдала бы бриллиант за кинжал.
Во дворе она встретила Кеннеди, который ждал ее с лампой в руке. Готье и брат Этьен стояли рядом с ним. Не говоря ни слова, нормандец забрал у Сары баул с вещами, и маленький отряд отправился в путь. Один за другим все направились к крепостной стене. Холод усилился, мороз щипал кожу. Время от времени налетал шквалистый ветер, завихряясь белыми фонтанчиками, что вынуждало людей идти вперед, согнувшись, по широкому двору крепости. Но по мере их приближения к стене завихрения стихали, теряя силу. Иногда слышалось мычание коровы, крик ребенка или храп одного из беженцев, спавших даже на земле у огня, завернувшись в одеяло.
Несмотря на манто из жеребенка, Катрин дрожала от холода, когда они добрались до башни, указанной Кабрияком, ожидавшим их внутри. Продрогнув, он притопывал ногами и хлопал руками по бокам. Под сводами башни сочившаяся вода образовала на стенах черные блестящие пятна льда, временами осыпающегося вниз.
– Надо спешить, – предупредил Кабрияк. – Скоро взойдет луна, и на снегу вы будете видны как днем. А кастилец имеет, видимо, наблюдателей повсюду.
– Но как мы переберемся через частокол, параллельный стене? – спросила Катрин.
– Это мое дело, госпожа Катрин, – ответил Готье. – Пойдемте. Господин дворецкий прав. Нам нельзя терять ни минуты.
Он уже взял ее под руку и потащил к черной яме – входу на лестницу, с которой Кабрияк сбросил крышку, присыпанную сгнившей соломой. Но Катрин воспротивилась, повернулась к Кеннеди и протянула ему руку.
– Большое спасибо за все, мессир Хью. Спасибо за вашу дружбу и поддержку. Я никогда не забуду дни, прожитые здесь. Благодаря вам мне удалось пережить тяжелое время. Надеюсь скоро увидеть вас у королевы Иоланды.
Она увидела при неровном свете лампы, как засияло широкое улыбающееся лицо шотландца.
– Если это будет зависеть только от меня, госпожа Катрин, мы скоро встретимся. Но в наши дни никто не знает, что будет завтра. Поэтому вполне возможно, что я вас больше и не увижу…
Оборвав себя на полуслове, он обнял ее за плечи, прижал к себе и крепко поцеловал, но быстро выпустил из объятий, прежде чем она, задохнувшись от такого поцелуя, не начала сопротивляться, и разразился радостным детским смехом, что превратило все в хорошую шутку и позволило закончить начатую фразу:
– …но, по крайней мере, умру без сожалений! Простите меня, Катрин, такое больше не повторится… но мне так хотелось поцеловать вас!
Это было сказано с такой обескураживающей откровенностью, что Катрин смущенно улыбнулась. Она была чувствительна, даже более, чем ей того хотелось бы, к теплу грубой нежности. Увидев это, Готье побледнел. Снова его рука упала ей на плечо.
– Пойдемте, госпожа Катрин, – сказал он строго.
Он поднял лампу и начал спускаться по крутой лестнице, Катрин вслед за ним, потом Сара и брат Этьен. Углубляясь в чрево скалы, молодая женщина слышала, как монах попрощался с шотландцем, порекомендовал ему не задерживаться в Оверни, и добавил:
– Война скоро возобновится, и вы будете нужны главнокомандующему.
– Не беспокойтесь, я не заставлю себя ждать!
Потом Катрин уже ничего не слышала. Высокие неровные ступени, сделанные из едва отесанных грубых камней, спускались почти отвесно меж двух стен каменной скалы, и она старалась шагать как можно осторожнее, чтобы не упасть. Спуск был опасен: вода, сочившаяся по ступенькам, замерзла, было очень скользко. Когда наконец они достигли кустарника, маскировавшего расселину, куда выходила лестница, Катрин облегченно вздохнула. Благодаря Готье, раздвигавшему колючие кусты, ей удалось без труда и потерь пробраться через это несложное препятствие, но затем они выбрались к высокому частоколу из бревен, образовавшему изгородь, прикрывшую подходы к скале.
На глаз Катрин прикинула высоту огромной стены.
– Как мы преодолеем ее? Впору хоть возвращайся назад. Бревна очень высокие и заостренные. Тут веревка не поможет.
– Конечно, – ответил Готье, – для этого они и сделаны.
Идя вдоль забора по кустарнику вправо от того места, где они спустились по лестнице, он принялся отсчитывать бревна и остановился на седьмом. Удивленная Катрин увидела, как он ухватился за огромное бревно, ничем на первый взгляд не отличавшееся от других, и с огромным усилием, от которого вздулись вены на висках, поднял его вверх. Через открывшийся проход была видна ложбина, спускавшаяся к ручью и двум-трем домам хутора Кабан, приютившегося на противоположном склоне. В этот момент луна выглянула из-за тучи и послала на землю свои бледные лучи. Снежное пространство осветилось. Стволы деревьев и кустарник, покрытый изморозью, стали видны как днем. Столпившись у изгороди, беглецы безнадежно обозревали чистый склон, открывшийся перед ними.
