Элоиза Джеймс - Когда герцог вернется
— М-да… — Лицо дворецкого оставалось безучастным.
— Но отец не страдал от какой-то долгой болезни, он погиб от несчастного случая с его каретой. Как могло так случиться, что… — Симеон прикусил губу, не договорив фразы до конца. Нехорошо спрашивать дворецкого о том, почему отец перестал отвечать на письма, касающиеся его поместья.
И все же это правда. Невероятно, но, кажется, отец имел привычку не оплачивать счета до тех пор, пока в этом не возникала крайняя необходимость, пока в письмах от поверенных не начинали звучать истерические и неприятные нотки. Теперь он был в этом уверен. Он нашел все письма. Симеон даже думал, что у отца была целая система: он раскошеливался только после четвертого или пятого письма, причем часто он оплачивал счет лишь частично.
Очевидно, торговцы были так счастливы получить хотя бы несколько пенни с одного фунта, что они переставали жаловаться. Это непостижимо! Хотя, возможно, отец находил это вполне приемлемым, имея дело с людьми небогатыми. При этом самого герцога Козуэя едва ли можно было назвать бедняком.
Симеон продолжал листать отчетные книги поместья с аккуратными записями, аккуратно переплетенные. Поместье голодало. Он не мог объяснить, как это случилось и почему. Долгие годы не производились никакие улучшения. Отец много лет назад уволил управляющего поместьем. Но дело от этого не менялось. Он не оплачивал даже самые большие счета и не испытывал при этом никаких угрызений совести.
Почему он так поступал?
Лишь один человек мог ответить на этот вопрос — мать, но Симеон не хотел разговаривать с ней.
— Приехал мистер Киннэрд, ваша светлость, — объявил Хонейдью.
Слава Богу! Отец почему-то не уволил Киннэрда, управляющего его лондонской собственностью, — может быть, из-за того, что он не слишком часто видел его.
— Прошу вас, немедленно приведите его сюда, — сказал Симеон.
Киннэрд вошел и поклонился. Это был высокий, нервный на вид человек с тощим задом, на котором одежда висела мешком.
— Киннэрд! — резко бросил Симеон, подумав о том, что его гость смахивает на полного глупца. А потом к этой мысли добавилась другая: «Этому глупцу я годами беспечно пересылал тысячи фунтов в виде тканей и бриллиантов».
Рука Симеона сжалась под столом в кулак, но когда он заговорил, его голос зазвучал спокойно и ровно:
— Прошу вас присесть, мистер Киннэрд. Простите меня за резкое приветствие. Дело в том, что я серьезно обеспокоен состоянием дел в поместье Ревелс-Хаус.
— Это вполне понятно, — довольно неожиданно заявил Киннэрд.
— Могли бы вы объяснить мне, где можно найти те ткани и другие вещи, которые я много лет кряду отсылал своей матери? — спросил Симеон.
— На восточном складе в Саутуорке, — с готовностью ответил Киннэрд. Вытащив из кармана маленькую черную записную книжку, он открыл ее. — В первый раз вы прислали товары из Индии в 1776 году, ваша светлость. Их сложили на верхние полки склада. По мере прибытия товары переписывали и складывали на такие же стеллажи. В 1779 году мы купили еще один склад, который более тщательно охранялся. Его караулят круглосуточно, все товары сухие, не заражены паразитами.
— Там находятся и камни, и все остальные товары, кроме тканей? — полюбопытствовал Симеон.
— Бриллианты мы получали дважды: они прибыли в Англию в марте 1781 года и в ноябре 1783-го. Ни в одном случае я не счел, что их безопасно хранить на складе. Эти камни я отправил в хранилище лондонского банка «Хоарз». Вот тут у меня депозитные счета, подписанные банковским управляющим, мной и капитанами судов, на которых прибыл груз.
— Мистер Киннэрд, я недооценивал вас, — сказал Симеон. — Признаюсь, что когда я вошел в дом и увидел, в каком он состоянии, мне пришло на ум самое худшее.
Киннэрд огляделся по сторонам.
— Я не могу обижаться на вас, ваша светлость, — кивнул он. — Дело в том, что вдовствующая герцогиня не одобряла мои визиты и не пользовалась теми вещами, которые вы ей присылали. Если вы посмотрите на мои списки, то увидите, что я отправлял полученные от вас сундуки на склад.
Симеон напряженно выпрямился.
— Она объясняла чем-то свое поведение?
— Она весьма упряма, ваша светлость. Я заметил, что такое часто бывает с пожилыми дамами. Возможно, Индия и Африка кажутся ей слишком далекими.
— Насколько я понимаю, она не позволяла вам выполнять свои деловые обязанности, касающиеся ее, учитывая… — Симеон обвел рукой бумаги на столе, — то, сколько документов тут скопилось.
— Нет, ваша светлость, — помотал головой Киннэрд. — Герцогиня сообщила мне, что она продолжит вести дела точно так же, как это делал ваш отец. Я сообщил вам об этом в своем письме, ваша светлость.
— Я получал не все письма, — покачал головой Симеон, опустив невидящий взор на стопки бумаг, которыми был завален отцовский стол.
— Да, ваша светлость, разумеется.
— Что ж, мистер Киннэрд, могу я попросить вас вернуться в Лондон и отправить мне все товары, которые я прислал в качестве подарков? — спросил Симеон. — Отправляйте их прямо сюда. А я займусь оплатой всех просроченных счетов.
Киннэрд откашлялся.
— Я хочу проинформировать вас, ваша светлость, что мистер Хонейдью временами отправлял мне срочные счета, нуждающиеся в оплате, и я позаботился о них.
— Вы хотите сказать, что он воровал их с этого стола и оправлял вам в Лондон?
— Благодаря этому тут можно было вести хозяйство, ваша светлость, — сказал Киннэрд.
Симеону было нелегко согласиться с тем, что мать потеряла рассудок.
— Очень хорошо, Киннэрд, — кивнул он и спросил: — После смерти отца слугам повышали жалованье?
— Нет, милорд. Не повышали даже за несколько лет до этого печального события. Однако я взял на себя смелость делать каждому из них презент в день рождественских подарков, так что выходило, что их жалованье более или менее уравнивалось с тем, какое обычно платят слугам сегодня. И вновь хочу заметить, что это было бы невозможно без неоценимой помощи мистера Хонейдью.
— Как и без вашей, мистер Киннэрд.
— Благодарю вас, ваша светлость.
Симеону хотелось еще раз побегать, однако вместо этого он направился в покои матери и постучал в дверь.
Герцогиня сидела у окна перед небольшим секретером. У Симеона сердце упало, когда он увидел, что и ее стол завален бумагами.
Как она и требовала, он ей поклонился, подождал, пока она протянет ему руку, поцеловал ее, а затем подождал, когда она поудобнее устроится в своем кресле и предложит ему сесть.
Несмотря на то что они находились за городом и не ожидали утренних визитеров, на герцогине был высокий напудренный парик, украшенный крупными жемчужинами.
