Николь Фосселер - Небо над Дарджилингом
Руки и ноги тряслись, но принц продолжил поиски. Яна он нашел под трупом Бабу Саида, которому разворошило спину так, что белели кости позвоночника. Мохан отодвинул мертвеца в сторону и вытащил Яна. Левая рука мальчика кровоточила от плеча до локтя, на лице зияла черная рана. Тем не менее он дышал, он был жив! Мохан осторожно взял бесчувственного племянника на руки и замер, заливаясь слезами. Он оплакивал свою сестру и ее маленькую девочку, он проклинал разрушителя Шиву, а вместе с ним и Вишну, который не защитил их.
Мохан открыл глаза, почувствовав на лице чью-то тень. Перед ним стоял Уинстон, весь в кровоподтеках и покрытый пылью. Он молча смотрел на трупы жены и дочери.
– Уинстон… – прохрипел Мохан пересохшим горлом. – Нам нужно убираться из города.
Будто не слыша его, Невилл принялся шарить за воротом рубахи и, разорвав ткань, вытащил серебряный медальон, подарок Ситары, ее миниатюрный портрет с детьми. Невилл дернул цепочку и сжал вещицу в кулаке, с силой и в то же время бережно, как трепещущее сердце. А потом, не удостоив ни Мохана, ни Яна ни единым взглядом, развернулся и пошел на шум.
– Уинстон… – вот и все, что смог прошептать ему вслед принц.
Хотя внутри у него все кричало: «Вернись, Уинстон! Твой сын жив! Останься, останься, подумай о сыне!»
Мохан еще несколько раз повторил его имя, а потом лишь молча наблюдал, как отдалялся и исчезал в ревущей толпе его названый брат.
Спустя некоторое время Мохан тоже поднялся на ноги. Пошатываясь, взвалил на плечо Яна и направился к толпе, которая двигалась к выходящим на берег воротам.
В прибрежных зарослях камыша Мохан обнаружил оставшуюся без хозяина лошадь, с которой быстро поладил. Придерживая так и не очнувшегося Яна, он повернул коня на юг, в сторону, противоположную движению основного потока беженцев. Приближающиеся с севера англичане вряд ли стали бы тратить время на установление его личности и, скорее всего, приняли бы его за бунтовщика-сипая.
Мохан Тайид понятия не имел, как далеко по стране распространился мятеж. Около полуночи он понял, что движется в юго-западном направлении, в сторону Раджпутаны, и продолжал ехать, не имея в голове ни единой ясной мысли. Он ориентировался по внутреннему компасу, а тот указывал только одно направление – Сурья-Махал.
15
Никогда еще, ни до, ни после этого бегства из кипящего, как ведьмин котел, Дели, грань между жизнью и смертью не казалась Мохану Тайиду столь исчезающе тонкой. Сознание теплилось в мозгу неугасимой искрой, не давая принцу окончательно впасть в безумие. Его света Мохану хватало на то, чтобы не бросить тяжело раненного мальчика посреди пышущей зноем равнины Центральной Индии без воды и еды, однако явно недоставало, чтобы задуматься, что будет с ними обоими, если им все-таки удастся добраться до дворца раджи. Мохан знал, что тяжелое состояние Яна может вынудить его искать приюта в одной из ближайших деревень. Но у Мохана не осталось ничего, чем бы он мог расплатиться за продукты и оказанную помощь. Остатки его богатства – драгоценности и наличность – сгинули в Дели. Мохан догадывался, что большая часть страны уже охвачена волнениями, которые вскоре распространятся на весь полуостров. В такой ситуации раджа вряд ли смилостивится над своим несчастным внуком. Поэтому Мохан предпочел бы скоротать время в блужданиях по пустыне, нежели оказаться между молотом и наковальней, не имея возможности защитить ни себя, ни племянника.
Вокруг расстилалась пыльная степь Раджпутаны с разбросанными по ней редкими селениями, которые Мохан Тайид объезжал, делая порой утомительные крюки.
Днем над равниной стоял добела раскаленный диск солнца в дрожащей короне протуберанцев. Воздух мерцал и слоился, и путнику не раз казалось, что он сбился с дороги и скоро окажется на берегу моря, о котором ему так часто рассказывал Уинстон Невилл, или, что вернее всего, погибнет в зыбучих песках.
Растрескавшаяся земля не успевала остыть за ночь, а черное небо нависало так низко, что Мохану казалось, он может коснуться созвездий рукой. Натыкаясь на лужу, что в последнее время бывало редко, Мохан спешивался и, прежде чем отпить самому, горстями вливал драгоценную жидкость в полуприкрытый рот Яна.
Сухие травы, листья и сморщенные ягоды он пережевывал в кашицу, которую, как птенцу, запихивал Яну в глотку, в то время как лошадь в поисках пищи отчаянно разгребала копытами сухие ветки.
Пару раз, словно расправляющие крылья злобные духи пустыни, поднимались пыльные тучи и надвигались на них с воем и свистом. А иногда группа скал, остатки древней крепости или полуразрушенный чатри давали путникам приют от неожиданно нагрянувшей бури, из тех, что сметают все на своем пути, без следа поглощая целые караваны.
Несколько раз Ян будто приходил в сознание и молча глядел на Мохана воспаленно блестящими глазами, а потом снова впадал в забытье. Кровь на ранах засохла, образовав корку, и у Мохана почти не осталось сил отгонять роившихся вокруг Яна зеленых мух. Днем над ними парили стервятники, а ночью в нескольких шагах от костра горели голодные глаза гиен.
Поначалу Мохан молился Вишну и Кришне, пытаясь добиться от них объяснения тому, что произошло, и совета, что делать дальше. Однако боги безмолвствовали, и тогда Мохан тоже замкнулся в себе и перестал сетовать на судьбу.
А в это время лейтенант Уиллоуби и его люди, чудом избежавшие смерти после взрыва порохового склада, покидали Дели вместе с другими офицерами и гражданскими жителями. По дорогам тянулись колонны мужчин, женщин и детей, тащились повозки, испуганно ржали лошади, тогда как в городе продолжалась смертельная игра в кошки-мышки. Никто не знал, с какой стороны ждать предательского удара, кто из слуг – друг, а кто – враг и в каком из шкафов прячется вооруженный до зубов сипай. Пятьдесят англичан и христиан-индусов были заключены в Красный форт и потом убиты во внутреннем дворе шахских покоев на глазах у Бахадура и его семьи.
Это случилось двенадцатого мая. Генерал Джордж Ансон давал званый ужин в своей резиденции в Симле, что в ста шестидесяти километрах к северу от Дели, когда ему принесли телеграмму. На мгновение лицо его омрачилось. Генерал небрежно сунул голубой конверт под салфетку и вернулся к непринужденной беседе с гостями, не забывая отдавать должное изысканному вину и всему прочему, что заполняло сверкающий серебром и хрустальной посудой стол. Только после того, как портвейн был выпит, дамы удалились и зал окутали клубы табачного дыма, генерал вскрыл бумагу, отпустив шутливое замечание, и тут же побледнел.
Силы для освобождения Индии от мятежников были сосредоточены в основном за ее пределами. Артиллерия и основные склады боеприпасов находились в сотнях миль к северо-востоку, в Пенджабе, «стране пяти морей». Границу с Афганистаном, протяженностью в восемьсот миль, охраняли десять тысяч британских солдат. С 1846 года, со времени окончания Сикхской войны, из соображений экономии денег на поддержание техники практически не выделялось. Для транспортировки солдат, боеприпасов и провианта использовались быки, слоны и верблюды, которыми занимались обыкновенные английские конюхи и прочая домашняя прислуга.
