Якоб Ланг - Наложница фараона
— Не помню, о чем я говорил с отцом…
— А хоть что-нибудь помнишь? — осторожно спросила мать.
— Да. Мы обедали… кажется, он что-то хотел мне подарить… я не брал… Нет, вроде больше ничего…
Елена почувствовала, что он чего-то не договаривает. Она не хотела выспрашивать. Наверное, за обедом была эта его мачеха со своей дочерью… Тоже, может быть, они что-то сказали Андреасу, обидели его…
— Знаешь что, мама, — по голосу его чувствовалось, что он решился на что-то, что совсем недавно еще пугало его. — Надо послать кого-нибудь в дом отца, узнать, все ли там в порядке…
На какой-то миг Елена засомневалась. А вдруг и вправду что-то случилось? Вдруг не следует делать то, о чем сейчас просит Андреас? Вдруг это плохо будет для Андреаса?..
— Кого я пошлю? — неуверенно сказала она.
— Да хотя бы слугу Клаппера попроси… Или нет, пойди сама! — он не мог не заметить ее протестующий жест. — Сделай это для меня, мама!..
Она поколебалась мгновение. Она понимала, что должна исполнить его просьбу.
— Я пойду. Но мне очень беспокойно оставлять тебя.
— Да я знаю, ты, как ветер, помчишься, и скоро будешь назад, — он улыбнулся.
Надо было исполнить его желание. Это успокоит его.
— А если лекарь придет?
— Думаю, рано еще. Ну а придет один раз, так придет и снова…
— Я сначала накормлю тебя.
— Нет, сначала пойди, прошу тебя!
— Но ты же голодный, ослабнешь совсем… Ты давно ел…
— Не ослабну, мне уже лучше. И жара больше нет. Я посплю пока. А ты скоро вернешься.
Елена отнесла топорик на кухню, накинула плащ и пошла в дом отца Андреаса. Дверь своего жилища она заперла на ключ.
* * *С тех пор, как маленький Андреас прибежал в дом отца, и ей пришлось идти за ним, она больше в этом доме не была. Но заметила, что сейчас не так уж и тревожится. Конечно, дверь ей откроет служанка; она скажет служанке, что сын прислал ее узнать, здоров ли отец… Никаких унижений она не боится, сейчас ее единственная тревога — здоровье Андреаса.
Она шла быстро, почти бежала. Было холодно, но снегопада не было. Еще продолжались праздники и сейчас, днем, на улицах было мало народа, все ели и развлекались по домам. Она подошла к дому отца Андреаса и взялась за дверной молоточек. И вправду дверь открыла служанка. Елена сразу сказала, что ее послал сын господина Франка — справиться о здоровье отца…
То, что сказала ей служанка, было обыденно и странно. Но, конечно, Андреас здесь ни при чем. Служанка знала, конечно, что он вчера приходил к отцу, что отец приглашал его; но служанка и не думала полагать, что Андреас как-то причастен к происшедшему… Елену служанка в лицо не знала. И Елена не стала ей ничего говорить о себе.
Обратно Елена шла еще быстрее. Она торопилась к Андреасу. Что же касается происшедшего, то она твердо решила пока ничего не говорить Андреасу. При этом она рассуждала следующим образом: ведь важно то, что Андреас ни к чему плохому не причастен, а в этом как раз никаких сомнений нет; и потому незачем понапрасну тревожить Андреаса рассказом о том, что же произошло. Пусть пока не знает. Он ведь такой добрый, такой чувствительный; и сейчас он болен и слаб; он станет обвинять себя понапрасну; говорить, что в чем-то и он виноват, потому что… Станет придумывать разные обвинения для себя… Нет, пока он болен, он не должен знать…
* * *Она быстро поднялась по лестнице, отперла дверь. Хотела было громко позвать:
— Андреас!..
Но тотчас подумала, что он, может быть, спит… Как хорошо, что она сдержалась, так бы и разбудила его.
Осторожно ступая, она заглянула в его комнату. Он и вправду дремал. Нет, как хорошо, что она не разбудила его.
Она пошла в кухню и приготовила легкий суп, какой и хотела приготовить. Приготовила и питье с медом и настоем кошачьей мяты. Почувствовала, что Андреас проснулся, и пошла к нему.
Она посмотрела на него и снова больно стало сердцу. Она снова почувствовала, что болезнь его серьезна, и что у него снова начинается жар.
Андреас сразу спросил, была ли она у его отца. Она спокойно отвечала, что да, была, и что ничего плохого там не случилось. Андреас вздохнул с облегчением. Затем призадумался. Она накормила его. Он еще немного подремал; после попросил, чтобы мать почитала ему. Она спросила, какую книгу он хочет послушать. Он велел ей взять историю Тристана и Изольды. Она села на стул у его кровати и начала читать. Читала она медленно и сосредоточивалась более на самом процессе чтения, нежели на смысле прочитываемого. Кроме того, теперь ее настолько тревожила болезнь Андреаса, что все несчастья героев книги она воспринимала как легкие и нестрашные. Но вдруг она почувствовала изменившееся состояние сына и посмотрела на него. По щекам его текли слезы. Она быстро отложила книгу, наклонилась к нему и поцеловала увлажнившуюся от слез щеку.
— Не надо читать эту печальную книгу, — сказала она. — Ты совсем ослабеешь от слез.
Он кротко согласился с матерью. Некоторое время она молча сидела рядом с ним. Она хотела было взяться за прялку, но он тихо попросил ее не делать этого.
— Просто посиди со мной…
Она послушалась.
Побыли так молча. Затем Андреас сказал:
— Могла бы ты побрить меня? У меня щеки совсем заросли.
Он не брился со вчерашнего утра, а привык бриться почти ежедневно.
Мать послушно принесла бритвенный прибор, взбила мыльную пену в чашке и осторожно водила бритвой по намыленным щекам сына. Она очень боялась, что нечаянно порежет его. Когда все было кончено, и она отерла его щеки влажным полотенцем, видно было, что он утомлен. Вскоре он задремал. Затем снова проснулся и мать напоила его теплым питьем. Они немного поговорили. Она боялась, что он заговорит о предстоящей свадьбе, но он об этом молчал, словно бы и вовсе не помнил об этом, или словно этого и не было никогда. И это его молчание о свадьбе, о невесте было матери приятно. Говорили они о каких-то совсем малозначительных домашних делах. Андреас давал матери советы. Она улыбалась и соглашалась. Он и прежде иной раз начинал говорить с ней о домашних делах и давал много советов, которые вовсе не были неразумными; но мать все равно никогда не исполняла их, как всякая женщина, привыкшая вести хозяйство по-своему, по-женски, не исполняет советов мужчины, даже самых разумных.
Андреас еще немного поспал. Ближе к вечеру явственно начал ощущаться жар, появились боли в висках и переносице. Мать снова положила ему на лоб уксусную примочку.
Пришел лекарь. Он посмотрел мочу больного, отлитую в склянку. Цвет и запах не понравились ему. Не понравилось и то, что у больного снова усилился жар и появились головные боли. Хорошо было только то, что не было сыпи. Это значило, что наверняка болезнь незаразная, и, стало быть, легче будет вылечить больного. От заразных болезней люди умирали быстро и добиться излечения было труднее. Кроме того, и самому было бы страшно лечить заразного больного; и не хотелось бы, чтобы зараза пошла по городу. Но у Андреаса Франка явно незаразная болезнь. Врач сказал матери больного, чтобы она пока продолжала применять питье, примочки и на ночь растирание. Если все это не окажет своего действия, он через два дня приготовит средства более сильные.
