Саманта Джеймс - Любовь под луной

– Ну и пусть!

– Какой ты самоуверенный! – нахмурилась она.

– Да! А ты, как всегда, чопорная и благопристойная.

Распахнув дверь в спальню, Доминик вошел и, опустив Оливию на пол, приник к ее губам. Поцелуй был таким трепетно-нежным, что слезы навернулись ей на глаза.

– М-м, – промурлыкал он, с трудом оторвавшись от ее губ. – Как ты думаешь, сколько времени я ждал этой минуты?

Ласковые руки Оливии обвились вокруг его шеи, взъерошили густые волосы.

– Столько же, сколько и я, – с дразнящей улыбкой пробормотала она.

Он взглядом ласкал ее лицо. Вдруг, вспомнив о чем-то, отстранился.

– Подожди! – бросил он.

Склонив голову на плечо, Оливия с любопытством смотрела, как он вытащил из-за ворота рубашки золотую цепочку, которую всегда носил на шее. Расстегнув замок, он быстрым движением надел цепочку на шею Оливии. Что-то приговаривая по-цыгански, он поднял висевшее на цепочке кольцо и благоговейно поднес его к губам.

– Что это? – Оливия осторожно коснулась кольца кончиком пальца.

– Цыганское заклятие, – усмехнулся он.

– Надеюсь, что нет. – Оливия насмешливо сощурила глаза.

– Нет, – кивнул он, и глаза его стали серьезными. – Считай, что это – благословение.

Потянув Оливию за руку, он подвел ее к постели и сел, усадив ее рядом.

– Когда-то оно принадлежало моей матери, – тихо сказал он. – Она никогда не расставалась с ним. А теперь... теперь я хочу, чтобы его носила моя жена.

Сердце Оливии на мгновение перестало биться. И вдруг волна радости затопила ее.

– О-о, – протянула она, – но я ведь не твоя жена!

– Но ты станешь ею.

– Неужели? – Тонкая бровь вопросительно изогнулась.

– Станешь!

– И скоро?

– Очень скоро, – рассмеявшись, уверенно пообещал он, – мы это устроим. А сейчас, – добавил он с улыбкой, полной невыразимого соблазна, – сейчас, моя дорогая, я намерен показать тебе, что такое рай.

– И как же ты собираешься это сделать?

Положив ладони ей на плечи, Доминик медленно спустил до талии ее платье.

– Если ты хоть на минуту перестанешь болтать, я тебе покажу.

– Но я... я не выйду замуж за человека, который меня не любит, – беззвучно прошептала Оливия.

Руки Доминика замерли. Внезапно до него дошло, что игра кончилась. И взгляд, который он бросил на нее, был настолько красноречив, что у Оливии все перевернулось внутри.

– Он любит тебя, поверь мне.

В его голосе звучало такое глубокое чувство, что Оливия чуть не задохнулась. Слезы, которые она не могла сдержать, затуманили ей глаза. Со стоном Доминик склонился к ней и принялся осушать их губами.

– Не плачь, дорогая. Я люблю тебя. Разве ты этого не знаешь?

– Теперь знаю... – Сердце ее было переполнено счастьем. – О, Доминик, я тоже люблю тебя. И буду любить вечно!

Слова ее словно обрушили последнюю преграду, которая разделяла их. Сжигавшая обоих страсть вспыхнула ярким пламенем. Нежные руки Оливии стянули рубашку с плеч Доминика, пока сам он срывал с нее платье. Но когда он, еле сдерживая нетерпение, опрокинул ее на постель, Оливия, слегка покачав головой и упершись ладонями в его грудь, остановила Доминика.

Без единого слова она опустилась на колени между его ног.

Холодные кончики ее пальцев погладили ему грудь, потом опустились ниже, к плоскому животу.

Одну за другой она медленно расстегнула застежки его бриджей.

Его напрягшаяся плоть, будто живое существо, выпрыгнула ей в ладонь. Оливия невольно вздрогнула, она не ожидала, что та будет такой обжигающе горячей и твердой.

Голова ее склонилась ниже. Нежные пальцы ласкали его бедра. Все было так, как он когда-то мечтал. И вот она, затаив дыхание, осторожно коснулась его восставшей плоти.

– Оливия... – У него перехватило дыхание. Доминик задыхался. Ему казалось, еще мгновение – и сердце не выдержит. – Любовь моя, что ты делаешь?

Откинув голову, Оливия взглянула ему в глаза. Как он говорил: чопорная и благопристойная? Что ж, сейчас она покажет ему, какая она. На губах ее появилась коварная улыбка.

– Собираюсь показать тебе, что такое рай.

И Бог свидетель, ей это удалось! Оливия коснулась его плоти самым кончиком языка, скользнула ниже, заставляя Доминика сгорать на медленном огне и посылая по его телу тысячи восхитительных молний. Она словно возвращала ему то наслаждение, каким прежде он одаривал ее. Полузакрыв глаза, Оливия будто пробовала его на вкус, покусывая и посасывая его плоть, словно не замечая, что все тело Доминика сотрясает дрожь.

Сейчас он не мог бы остановить ее, даже если бы захотел. Мускулы его живота окаменели. Все чувства слились в агонию экстаза. Доминик чувствовал себя беспомощной щепкой, уносимой вдаль могучим ураганом. Руки его зарылись в ее волосы.

– Прекрати, – прохрипел он. – Оливия, слышишь? Перестань, я больше не могу!

Схватив ее за плечи, он поднял Оливию с колен. Глаза Оливии сверкали торжеством: она нисколько не сомневалась, что доставила Доминику безумное наслаждение.

– Ты по-прежнему убежден, что я чопорная и благопристойная? – хихикнула она.

– Нет! – со стоном выкрикнул он. – Ты ведьма!

Сорвав, с себя остатки одежды, он перекатился на спину и, обхватив ладонями ее тонкую талию, высоко поднял Оливию над собой. Осторожно опустив вниз, он насадил ее на горделиво вздымавшееся копье, погрузившееся в ее шелковистую глубину.

Ахнув от неожиданности и наслаждения, Оливия ощутила, как Доминик заполнил ее до отказа. Его твердая плоть напряженно пульсировала глубоко внутри ее. Склонив голову так, что копна ее густых волос окутала их обоих шелковистым покрывалом, Оливия заглянула в его затуманенные глаза.

– Я... я мечтала об этом, – задыхающимся голосом призналась она. – Только не знала, возможно ли это!

– В страсти возможно многое, любимая. – С губ Доминика сорвался низкий, чувственный смех. – Я буду счастлив научить тебя искусству наслаждения. – Голос его был завораживающе властным и в то же время нежным.

И наступила тишина, прерываемая только чуть слышным шепотом и стонами.

Прошло немало времени, прежде чем стих накал обжигающей страсти. Мир и покой снизошли в их души. Устало откинувшись на подушку, Доминик лениво приподнял золотисто-русую прядь и шутливо потянул за нее.

Оливия не сводила с него глаз. Потом протянула руку и кончиком пальца обвела красивую линию его рта.

– О чем ты думаешь? – шепотом спросила она. Он лукаво улыбнулся:

– Вспоминаю, что однажды сказал тебе.

– И что же это?

– Что я сам не знаю, кто я: цыган, который не нашел свою дорогу в жизни...

– ... Или гаджо, – тихо закончила она. – Я помню. Только я думаю, что ты ни тот и ни другой. Ты был человеком, который потерял свою дорогу.