Сири Митчелл - Словно распустившийся цветок
– Ада.
– Ада?
– Да. Так меня зовут.
– Вас зовут Ада?
Она кивнула, не сводя с него глаз:
– Теперь я должна в этом признаться, не так ли, раз уж мне предстоит жить с этим именем дальше. – Она задрала подбородок, хотя он предательски дрожал.
– Ада – чудесное имя, мисс Темплтон.
– Раньше я так не считала, но теперь… вы действительно так полагаете? – Оторвав от него взгляд, она с мольбой взглянула на меня.
– Я уверена в этом.
Когда мистер Стенсбери подошел к нам, она отпустила мою ладонь и протянула руку ему.
Он взял ее, поднес к губам и поцеловал:
– С вами все в порядке, мисс Темплтон?
– О, да. Еще никогда я не была так счастлива, мистер Стенсбери. – Улыбка ее выглядела трепетной и боязливой, но в глазах вспыхивали искорки благоговения. – Я чрезвычайно признательна вам за беспокойство.
Никто из них не двинулся с места, и он продолжал держать ее руку.
Она подняла на него глаза:
– А вы?
– Я?
Ее улыбка вспыхнула, словно луч солнца, пробившийся сквозь черные тучи, и она взяла его под руку:
– Да, вы, дорогой мой.
Я почувствовала себя лишней, когда они двинулись по проходу, оставив меня в одиночестве любоваться новой пальмой.
* * *Наконец-то февраль с его пасмурными, унылыми днями остался позади. Я ждала новостей от редакции одного из научных журналов, куда отправила свою статью. Нашему издателю я сообщила, что не буду писать книгу об изготовлении восковых цветов. Он прислал ответ, в котором спрашивал, не возьмусь ли я за описание изготовления вязаных цветов. Поскольку вязать я не умела и учиться не собиралась, то отклонила и это предложение.
Паучья орхидея мистера Тримбла наконец-то зацвела. Опустившись на колени рядом с террарием, я убедилась, что он был прав. Она ничуть не походила на свою иллюстрацию, одновременно обманув и оправдав мои ожидания. Как он и предрекал, цветок распустился под листьями и его лепестки действительно поникли. Несколько мгновений я любовалась ею, а потом передвинула в тень, где ей было самое место, чтобы на нее не попадали прямые солнечные лучи, после чего занялась своими обычными делами.
Хотя я по-прежнему получала многочисленные приглашения на званые ужины и балы, теперь, с отъездом мистера Тримбла, работа вновь захватила меня целиком, и вскоре я обнаружила, что все реже и реже бываю в обществе, и это вполне устраивало меня.
Как-то утром в середине марта, когда я работала над очередной иллюстрацией, в нашу дверь позвонили.
Мисс Хэнсфорд отправилась на рынок за покупками, и я отнюдь не обрадовалась тому, что приходится отрываться от работы. Подойдя к двери, я отодвинула засов:
– Да? Кто там? – Раздражение мое моментально испарилось, когда я увидела, что к нам пожаловал отнюдь не почтальон. Это был мистер Тримбл.
Он поклонился:
– Мисс Уитерсби.
Я кивнула.
Он выглядел куда элегантнее, чем когда жил у нас. На нем был серый цилиндр и безукоризненный сюртук с шейным платком, завязанным большим узлом под подбородком.
– Я могу войти?
Я отступила в сторону, давая ему дорогу, и жестом пригласила его в малую гостиную.
Он кивнул и снял с головы цилиндр. Войдя в комнату, он окинул ее таким взглядом, словно соскучился по ее тесноте и непременным сквознякам. Повсюду вновь громоздились груды бумаг и журналов.
– Как видите, мы вновь вернулись к старым привычкам.
Уголки его губ дрогнули в улыбке.
Я вдруг сообразила, что вся тяжесть поддержания разговора лежит на мне, как на хозяйке.
– Как ваши дела, мистер Тримбл?
– Благодарю вас, все в порядке.
Как это на него похоже – сначала прочитать мне нотацию о том, как правильно задавать вопросы, чтобы беседа не угасла, а потом взять и не последовать собственному совету!
– Погода для этого времени года выдалась необычно приятной, вы не находите?
– Нахожу. Хотя мне говорили, что для ботаника дождь гораздо предпочтительнее солнца.
– Летом.
Он растерянно уставился на меня, сбитый с толку.
– Прошу прощения?
– Это летом дождь предпочтительнее солнца. Зимой он лишь угнетает.
– Простите меня. Я, пожалуй, успел забыть, сколь вы точны в…
– Должно быть, вам нужен мой отец. Сейчас я приведу его. – Я повернулась, чтобы направиться в кабинет, но он схватил меня за локоть.
– Прошу вас, мисс Уитерсби, я бы предпочел честно и откровенно поговорить…
– Если память мне не изменяет, то именно вы, мистер Тримбл, научили меня тому, что, как правило, люди не выказывают своих истинных чувств и что никто не ожидает услышать правду. Поэтому не вижу причин, по которым вам следует извиняться за то, что вы последовали этому обычаю.
– Это было подло с моей стороны – оставить вас, не сказав ни слова… Хотя, собственно, сказать в свое оправдание мне было нечего, верно? Но, если бы я мог… то непременно сказал бы. Я сказал бы вам, что мне очень не хотелось уезжать отсюда. Что мне очень не хотелось расставаться с вами. – От волнения у него перехватило горло, и он умолк. – Мне действительно было очень жаль.
Я перевела взгляд с его лица на руку, которая по-прежнему сжимала мой локоть.
Он отпустил меня:
– Неужели вам нечего сказать?
Я взглянула в его глаза, приказывая себе не тонуть в их голубой притягательной глубине.
– И вновь я должна напомнить вам о вашем собственном совете, что беседа зиждется на вопросах о том, что собеседники хотели бы узнать друг о друге. Со всей откровенностью вынуждена сообщить вам, что у меня нет желания узнавать что-либо о вас или о том, что вы могли бы сказать. Однако же, добавлю, что до сих пор не имела возможности поздравить вас с помолвкой, милорд.
Он поморщился:
– Прошу вас, не считайте себя обязанной сделать это сейчас. Боюсь, что я разорвал ее.
– Что касается разорванных помолвок, то в этом вопросе я могу поделиться с вами собственным несчастливым опытом.
– Не думаю, что вы можете мне помочь, мисс Уитерсби. Я выразил недвусмысленное намерение вернуться в колонию, и леди Каролина сочла ниже своего достоинства выходить замуж за фермера-овцевода из Новой Зеландии.
– Я всегда говорила, что подобный род деятельности противоречит здравому смыслу.
– Быть может. Но зато он обеспечивает вполне пристойный доход. Если память мне не изменяет, то это вы однажды заявили, что представители высшего общества грубы и жестоки, и я был вынужден согласиться с вами.
– Какие странные вещи вы говорите, мистер Тримбл, учитывая, что вы – один из них.
– По рождению, мисс Уитерсби, а не по велению души. В моем семействе преобладает тенденция тратить больше, чем то позволяет наш доход. Не сочтите меня чересчур откровенным, мисс Уитерсби, но первый граф Кардингтон оставил нам завидное состояние, которое последующие поколения быстро промотали. Мой старший брат, похоже, станет последним, кому представится такая возможность, но даже он проделывает это безо всякой фантазии, демонстрируя дурной вкус. Он играет в азартные игры и несколько лет назад не спешил с оплатой своих долгов. Когда же его обвинили в шулерстве, он вызвал обидчика на дуэль. Понимая, что ее исход едва ли окажется благоприятным для обоих, я попытался остановить его, полагая, что если он заберет жизнь другого молодого человека или потеряет свою, то это плохо отразится на репутации семьи.
