Ньевес Идальго - Черный Ангел
— Конечно, помню. Он был хорошим другом нашего отца, и долгое время жил у нас, когда мы были детьми. Наши родители поддерживали с ним связь, пока он не умер… лет десять тому назад?
— Он самый, — подтвердил Диего с волчьей усмешкой. — А наш дядя использовал его имя для своих налетов. Когда один надежный человек назвал мне его имя, я уже не сомневался — мы встретились с ними. Остальное было детской игрой.
— Вы вовремя добрались до них и спасли мою жену.
— Не вешай на меня ярлык героя, братишка, — проворчал Диего. — Моей единственной целью было, наконец-то, перерезать глотку Эдгару Колберту и арестовать дядю, чтобы вернуть его в Испанию закованным в цепи. Появление тебя и твоих друзей было для нас полной неожиданностью. Мне жаль, что я не смог спасти тебя от кулака Джеймса, но признаю́, что ты был прав, похитив его сестру.
Снизу, из гостиной, доносились отзвуки домашней суеты. Все, за исключением братьев, собрались там. Келли, как и Мигель, ушла в свою комнату, чтобы поговорить с братом наедине, но, похоже, их беседа уже закончилась, а англичанин знал, как оживить вечеринку, поскольку его голос слышался прежде всего.
Ладно, — подумал Мигель. — Его младший брат решил проблему и очистил их имя в Испании, но предстояло уладить еще одно трудное дело, потому что на кону стояло его будущее.
— Спустимся вниз, — предложил Мигель брату. — Нужно прояснить еще кое-какие дела, малыш.
Глава 40
— И что ты сделаешь?.. Как поступишь теперь, Колберт? Сдашь меня английской короне?
Установилась неловкая тишина, положившая конец непринужденной атмосфере вечера. У Вероники, убиравшей со стола, упал стакан, и звон разбитого стекла лишь подчеркнул тишину выжидательного молчания. Служанка извинилась, но в ожидании ответа англичанина ее никто не услышал.
Сердце Келли бешено заколотилось. Мигель ласково погладил жену по щеке, стараясь успокоить. “Скорее всего, Джеймс не решится на это!.. Она не позволит ему!” — подумал противник английской короны. Если было бы нужно, испанец сразился бы с целым миром, но не окончил бы дни в английских застенках.
Проблема заключалась в том, что Мигелю не хватало веских доводов. Конечно, к жизни вне закона его привели личные мотивы, но за его голову была назначена определенная цена, и виной тому захват английских кораблей.
Мигель хотел казаться спокойным, но ему мешала определенная тревога. Он ни за что и никогда не станет драться с братом Келли, даже если всё закончится для него виселицей. Если ему придется сдаться, он так и сделает, но не запятнает свой дом его кровью, и не позволит влезть в это дело друзьям, которые сейчас ожидали, что скажет этот суровый на вид англичанин. Мигель отлично понимал, что над головой его висит дамоклов меч. Оплот спокойствия и мира, в который превратилось поместье “Прекрасный мир”, мог исчезнуть в любой момент, ведь тот факт, что Мигель забросил пиратство, не снимал с него вины перед английским королевским двором. Испанец чувствовал кинжал в сердце, думая о том, что Келли не будет рядом с ним, и о ребенке, которого она ждала, и рождение которого он, возможно, не увидит, но за них он отдал бы свою жизнь и даже душу. Он предпочел бы оказаться в заключении или быть вздернутым на веревке раньше, чем у него отнимут честь и имя, приговорив к существованию вдали от Англии или Испании.
Джеймс поерзал на стуле, он чувствовал себя неловко под устремленными на него взглядами. Если бы глазами можно было убить, он уже был бы мертв. Даже родная сестра испепеляла его взглядом. Впрочем, это было логично, потому что Келли дала ему ясно понять, что ни за что не простит его, если он не оставит все, как есть. Неожиданно превосходное бренди, выпитое им за столом, показалось кислым. Разве он уехал из Англии не с единственной целью — найти типа, похитившего сестру? Разве не твердил он себе миллионы раз, что убьет его? Джеймс встал и подошел к окну. Снаружи луна заливала своим светом “Прекрасный мир”, а легкий морской ветерок покачивал пальмы, донося до них аромат орхидей. “Какой волшебный край”, — подумал Джеймс, вспомнив такие далекие и совершенно другие английские ночи…
Он почувствовал взгляды Бризе, Пьера, Армана и даже Диего де Торреса, устремленные в спину, выжидательные и вместе с тем угрожающие.
— Если это вам чем-то поможет, — обратился Джеймс ко всем сразу, — то от лица своей страны я должен принести извинения за совершенные против вас злодеяния. Я не знал о предательстве моего кузена, равно как и о предательстве ваших соотечественников. И тем не менее, личные дела никогда не стоят превыше законов нации. А в данном случае, Мигель, слишком сильно затронуты личные интересы семьи и человеческие чувства, чтобы вот так сразу дать ответ. Мне хотелось бы вернуться в Англию с высоко поднятой головой… оставшейся на плечах. Так что об этом деле нам нужно поговорить наедине.
Мигель ничего не сказал, но не такого ответа ждал от него англичанин. Всегда горячий и вспыльчивый Пьер привстал, готовый ко всему, а Келли не могла молчать. Она знала, что, если ее брат задумал арестовать Мигеля, с острова ему живым не выбраться.
— Ты можешь сказать, что не нашел человека, который меня похитил.
— Ты просишь меня, чтобы я изменил своим принципам? — во взгляде Джеймса проскользнуло огорчение.
— Я прошу тебя забыть об этом, брат! Других пиратов простили, так почему не простить моего мужа? Наша семья влиятельна, а Мигель осел на берегу. Кроме того, он снова стал благородным человеком без единого пятна, наследником герцогства Собера. Ради бога, Джеймс! Ты же не собираешься арестовать испанского дворянина, правда?
Келли была готова ко всему. Она не уступит брату. Если нужно, она поедет в Лондон просить милости у короля. Она будет защищать мужа, как зверь.
Колберт нервно провел рукой по волосам. Что он мог сделать или сказать? Он уехал из Англии с одной целью, но все изменилось. Его сестра вышла замуж за Мигеля, и по воле божьей, по уши влюблена в этого грозного и гордого испанца, который не просил за себя. И как будто всего прочего было мало, Келли была беременна. Так какого черта он мог сделать? К тому же, Мигель уже не был искателем приключений; он был землевладельцем и наследником дворянского титула в Испании.
“Нет, — подумал Джеймс, — я не могу винить его за выбранный неверно путь. Окажись я на его месте, возможно, я поступил бы точно так же”. Джеймс не был настолько циничным, чтобы считать себя благородней и честнее Мигеля. Капитан “Черного Ангела” умер, и Колберт видел перед собой лишь человека, безумно влюбленного в его сестру. Этот окаянный высокомерный испанец составлял теперь часть его семьи.
