Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Восхождение царицы
— У меня состоялась… необычная беседа с кандаке, — промолвила я, устало опустившись на кровать и подняв руку с массивным браслетом. — Она раздаривает золото с легкостью, как детишки — полевые цветы. И кажется, относится к мужчинам без всякого уважения.
Ирас рассмеялась.
— Заметь, я сказала не «без любви», а «без уважения». У кандаке есть сын, и она по-своему его любит. Однако Мероэ, похоже, едва ли не единственное место в мире, где мужчины не заправляют всем на свете.
Я прилегла, чувствуя, как усталость растекается по рукам и ногам, а потом вспомнила:
— Ой, а еще она сказала, что пришлет нам прислужницу-обезьянку!
— Крутилась здесь обезьянка, да, — подтвердила Ирас. — Сидела на одном из сундуков, потом куда-то делась. Я пыталась попросить здешних, чтобы они ее поймали, но меня, кажется, не поняли.
— Ее не нужно ловить, она ручная. Ее зовут Касу, и если верить кандаке, она исполняет обязанности комнатной прислуги.
— Надо же. Но тогда где она? Нам пора спать, а служанки не видно.
— Касу! — позвала я. — Касу, сюда! Мы укладываемся!
Удивительно, существо явилось на зов как по волшебству. Видимо, Касу пряталась за занавесками, а теперь подошла к нам, с достоинством склонив голову. Ее густая короткая шерсть действительно была зеленой, отчего обрамленное мехом черное лицо казалось накрашенным. Ростом длиннохвостое создание было с двухлетнего ребенка, но мне доводилось слышать о том, что обезьяны обладают гораздо большей силой, чем люди. Кто-то из Мусейона рассказывал, что обезьяна размером с человека сильнее его в восемь раз. Правда, ученый не поведал, на чем основывались его расчеты, однако это заставляло смотреть на малышку Касу с уважением.
— Кровать, Касу, — сказала я, погладив ее.
Обезьянка сморщилась, словно я ее обидела. Как видно, она прекрасно знала, что на кровати я собираюсь спать. Она неторопливо подошла к ложу, достала простыни и покрывала, аккуратно застелила постель, разгладила ее кожистой ладошкой и склонила голову, как бы говоря: «Видишь, глупая, я и сама справлюсь».
Как только я собралась переодеться в ночное платье, Касу быстро собрала снятую мной верхнюю одежду и куда-то отнесла. Потом она застелила постель Ирас, утащила и ее одежду, а вернулась с маленькой лампой, которую бережно поставила у изголовья.
— Надеюсь, она не зажгла ее сама! — заметила Ирас.
— Хочется верить, что лампа попала ей в лапы уже горящей, — согласилась я.
— Похоже, нам остается только лечь спать, — сказала Ирас. — Наша служанка все решила за нас.
— Ну и хорошо. — Я протяжно зевнула. — Отдохнуть мне не помешает, я с ног валюсь. Без заботливой обезьянки мы, скорее всего, засиделись бы допоздна.
Касу направилась в дальний угол комнаты, к корзинке, служившей ей постелью. Она прыгнула туда, потешно потянулась, вздохнула и улеглась.
Я закрыла глаза, отстраненно думая о том, какой насыщенный выдался день и в какое сказочное царство мне довелось попасть, сняла браслет, с намерением положить на пол, но выронила его. Браслет упал с громким стуком, наводившим на мысль скорее о свинце, чем о золоте.
Меня объял сон, а вслед за смутными видениями последовало резкое пробуждение. Посреди комнаты, словно сброшенное тончайшее покрывало Исиды, серебрилось озерцо лунного сияния. Не яркий, но рассеянный свет омывал ножки столов и кресел, оставляя в тени все остальное. В этом свете миниатюрное изображение на лежащем возле кровати браслете казалось почти живым.
И тут я увидела кобру. Первая мысль была о том, что змея мне снится. Вторая — что это деревянная скульптура, которую я раньше не замечала. Темная деревянная скульптура на фоне дальней стены. Ну конечно, лишь скульптура может быть столь неподвижной. Бояться нечего!
И тут она пошевелилась и подняла голову. Сердце мое ушло в пятки.
Змея не была крупной, но я знала, что даже самые маленькие кобры смертельно ядовиты. Стараясь не шелохнуться, я принялась судорожно припоминать все, что мне о них известно, благо мой старый друг Мардиан с детства возился со змеями и держал у себя дома, в вольере с частыми прутьями, большую старую кобру. Он любил ее, хотя ласкать и гладить остерегался — это не кошка.
«Вранье, будто бы на каких-то людей не действует змеиный яд, — сказал мне однажды Мардиан. — Взять хотя бы мою подругу: яда от одного ее укуса достаточно, чтобы убить пятерых».
Воспоминания о его словах хватило, чтобы меня прошиб пот. Эта змея, египетская царская кобра, способна одним укусом отправить в царство мертвых пять человек! Хорошая ночная работа.
«И через какое время после укуса наступает смерть?» — спросила тогда я.
«Кто-то умирает уже через пятнадцать минут, другим удается продержаться час. Зависит от того, куда пришелся укус и не израсходовала ли змея часть яда, напав на кого-то прежде. Сам укус не болезненный, и смерть от него не мучительная. Приговоренные к казни преступники умоляют, чтобы их лишили жизни именно таким способом. Однако, — Мардиан заговорил официальным торжественным тоном, — мало кто может удостоиться этого в силу царственной и божественной природы кобры».
«Конечно», — эхом отозвалась я.
Кобра между тем отползла от стены на середину комнаты, на неосвещенный участок пола. Она замерла в неподвижности, рассматривая пятно лунного света; я даже приметила его крохотное отражение в бусинках змеиных глаз. Раздвоенный язык то быстро высовывался, то исчезал, словно змея пробовала на вкус воздух.
Способна ли она учуять мой страх? Ощутить наше живое присутствие? Собирается ли скользнуть к моей постели, нависнуть надо мной, расправив капюшон, и совершить бросок?
Я застыла неподвижно, как статуя, не решаясь даже заговорить и предупредить Ирас, чтобы та не совершала резких движений.
Змея осторожно и неспешно выползла в круг света. При движении светлые и темные полосы ее чешуйчатого тела словно перетекали одна в другую, и вся она — изумительно гибкая, грациозная и совершенная — представлялась прекрасным, воистину божественным орудием смерти.
Более не обращая внимания на свет, она повернула голову и заскользила, неуклонно приближаясь к кровати. Я ухватилась за деревянную раму, готовая перебросить себя в противоположном направлении. Я надеялась, что мои руки достаточно сильны для толчка. Но удастся ли мне приземлиться за пределами досягаемости? Ведь кобры, как известно, движутся молниеносно. Я не знала, с какого расстояния совершает кобра бросок, поскольку домашняя любимица Мардиана никогда ничего подобного не делала.
Внезапно мое внимание привлекло шевеление с другой стороны комнаты. Вторая змея? Нет, это всего лишь ворочалась во сне обезьянка. Увы, ее заметила не только я. Кобра, только что находившаяся возле моей кровати, стремительно пересекла комнату, высоко поднялась и с шипением раздула капюшон. До моего слуха донеслась возня, визг — сначала от ярости, потом от боли, — снова шипение и звук падения.
