Хелен Холстед - Гордость и предубеждение-2
— Тяжело больна миссис Тернер. Все опасаются, что ей недолго осталось быть с нами.
— Миссис Дарси будет сильно опечалена, если ее сестра умрет. Даже ты, Дарси, мне кажется, успел сильно привязаться к ней. Она столько времени проводила в Пемберли.
— У меня есть некоторые неотложные дела, — побормотал Дарси. — Вы извините меня, если я покину вас на полчаса?
— Конечно, — согласился Генри. — Давай прогуляемся к озеру, Джорджиана.
Они стояли на берегу, глядя на серую гладь озера.
— Мы с Фицуильямом сейчас только вдвоем. — Джорджиана нарушила молчание. — Мы пробыли в Кимптоне около часа, но не смогли повидать миссис Тёрнер из-за ее плохого состояния. Брат решил, что мы освободим мистера Тёрнера от лишних хлопот, если уедем домой. — Она повернулась к кузену и взяла его под руку. — Ох, Генри, боюсь, она не поправится. Она вся светилась от счастья после замужества. Как несправедлива бывает жизнь.
— Ее смерть, конечно, будет ударом для мистера Тернера. Что до меня, то бывали времена, когда я предпочел бы прожить счастливо несколько месяцев, чем вообще не испытать счастья.
— Дорогой Генри, ты все еще очень несчастен?
— Нет, милая моя девочка. Но я долго выздоравливал от чувства, которое теперь кажется лишь безрассудным увлечением.
Она улыбнулась и стала смотреть на мелкую рябь на холодной воде.
— Джорджиана… — Он взял ее руку. — Я не могу подобрать слов, чтобы выразить тебе, что означали для меня твоя привязанность и доброта в те первые месяцы после женитьбы твоего брата. Правда, правда. Нет в этом мире большего чуда, чем твоя доброта и любовь.
Генри Фицуильям улыбнулся ей с бесконечной нежностью. Джорджиана улыбнулась в ответ и ощутила в груди смятение, больше похожее на страх. Разве она не любила его всегда, не любила сильнее всего на свете? Но сейчас девушка сделала бы все, чтобы остановить его. Генри крепко сжимал ее руку в своих ладонях, и казалось, никогда ее не отпустит. Если он попросит ее… она согласится. Это естественно. Она никогда ни в чем не сможет отказать ему.
— Твой урок оказался дороже всего золота мира, — продолжал Генри. — Не смущайся, Джорджиана, ты слишком склонна преуменьшать свои достоинства. Но другие не могут не оценить их. — Она покраснела до кончиков волос, но промолчала. — Милая моя девочка, благодаря тебе я понял главное: верность близкого человека дороже всех богатств мира, красоты, блистательного ума. Я полюблю всем сердцем и душой ту, которая будет дорожить моей любовью. Этого я желаю и себе и тебе.
Она дрожала всем телом.
— Что ты на это скажешь, Джорджиана?
Она безмолвно смотрела на него, переполненная непонятными чувствами.
Джорджиана Дарси напоминала себе героиню любимого романа, которая не смогла отказать любимому человеку, когда тот предложил, обнявшись, принять смерть в водах озера. Сейчас девушка больше не разделяла своего прежнего восторга перед готовностью героини последовать за любимым. Надо было отвечать Генри, и она попыталась сосредоточиться.
Генри смотрел на озеро.
— Интересно, где они, Джорджиана?
— Кто, Генри?
— Ты меня не слушала? Те, кто ждет нас и полюбит тебя и меня верной любовью. Как я понимаю, мы с тобой еще не встретили их. Я-то уж точно не встретил свою прекрасную даму. И пока не встречу, ты одна — владычица моего сердца, мое дитя и мой самый верный друг.
Джорджиана засмеялась, и ей никак не удавалось унять смех.
Генри покраснел.
— Ты, наверное, думаешь, что я законченный идиот.
— Нет, Генри, не ты. Только не ты.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Китти почти все время спала и лишь ненадолго открывала глаза, когда кашляла. В полночь она проснулась.
— Лиззи, — едва слышно позвала она.
— Да, моя хорошая.
— Моим самым заветным желанием было походить на тебя, Лиззи… — В груди у Кити все заклокотало, когда она попыталась вдохнуть глоток воздуха. — Ну разве я не глупая девчонка?
Ее слова вызвали глубокую болезненную нежность в душе Элизабет, нежность, подобную саднящей ране.
— Я всегда любила тебя, Китти, хотя и не говорила об этом, — прошептала Элизабет.
Китти улыбнулась.
— Ты йубишь меня, Йыззи? — задыхаясь, проговорила она. Дребезжащие судорожные звуки вырывались из ее горла. Элизабет испуганно смотрела на сестру, почти оцепенев от ужаса.
— Неужели… ты забыла?
Тут только Элизабет поняла, что Китти смеялась. Смеялась над семейным воспоминанием о том, как трехлетней малышкой, не выговаривавшей букву «л», она повсюду, как хвостик, ковыляла за сестрой, в которой души не чаяла. Теперь глаза той малышки, огромные на исхудавшем личике, молили о знакомом ответе.
— Ох уж… я тоже тебя люблю. — Элизабет с трудом представила себя тогдашнюю. «Как же я прошла мимо такой любви?!» — подумала она.
Китти снова улыбнулась и закрыла глаза.
Всю ночь она тщетно боролась с удушьем. Лекарь время от времени погружался в дремоту, но усталость не брала Элизабет. С другой стороны кровати сидел Эдвард, погрузившись в молчание, готовый в любой момент прийти на помощь.
К утру Китти распахнула глаза. Элизабет отчаянно пыталась поймать ее блуждающий взгляд. Китти, по-видимому, изо всех сил старалась пробиться сквозь пелену, заслонявшую склоненное над ней лицо.
— Эдвард, — прошептала она.
— Я здесь, Китти, любимая, — откликнулся мистер Тернер.
— Эдвард, я заставила тебя пообещать…
— Я всегда останусь верен тебе.
— Нет, Эдвард. — Китти посмотрела на него проясневшим взглядом. — Я освобождаю тебя.
Он заглянул в глаза своей любимой девочки. В этот миг на него смотрела женщина, которую ему так и не суждено было узнать.
Он опустился на колени, сжал ее руки:
— Не оставляй меня, Китти, прошу тебя.
Она прижала свою тоненькую ручку к его лицу.
— Благодарю тебя, Эдвард. — Он хотел что-то спросить, но губы не слушались его. — Ты, только ты… дал мне узнать… свою… значимость… в этом… мире.
Элизабет закрыла лицо руками.
Китти спала. Тишина между судорожными вздохами казалась бесконечной.
Ее глаза открылись еще раз. Элизабет не осмелилась посмотреть на Эдварда. Ее сестра, казалось, уже вглядывалась в иной мир. Китти снова закрыла глаза. Из ее горла вырвался последний хрип, и все замерло.
Элизабет с Эдвардом долго сидели, погрузившись в молчание, пока не вошла Уилкинс и не увела Элизабет. Она раздела свою госпожу и распустила ей волосы. Элизабет закрыла уши руками, чтобы не слышать ужасных рыданий Эдварда. Она легла на кровать, подумав, что никогда больше не уснет, и мгновенно провалилась в сон.
