Филиппа Карр - Голос призрака
Я попыталась стряхнуть с себя это наваждение, сделать вид, что не страдаю от того, что со мною сейчас не Джонатан. Я старалась не думать о нем, когда Дэвид ласкал меня.
И все же я была одержима. А здесь, в Лондоне, который был его вторым домом, это ощущалось особенно сильно.
На следующий день я почувствовала себя лучше. Я сопровождала Дэвида в его поездках и была рада, что неплохо разбираюсь в обсуждавшихся вопросах. Он был очень доволен моей заинтересованностью делами.
«Мы так подходим друг другу, — думала я. — Мы — идеальная пара. То, другое… это просто безумие. Это как болезнь. Я должна вылечиться, и я смогу это сделать, если не буду видеть его».
На следующий день Дэвид сказал:
— Сегодня вряд ли кто будет заниматься делами. По случаю открытия парламента народ выйдет на улицы. Было бы интересно побродить в толпе.
— Надеюсь, мы увидим короля, — поддержала я. — Интересно, как он теперь выглядит.
Дэвид довольно печально покачал головой.
— Совершенно не похож на того способного и серьезного молодого человека, который вступил на трон тридцать пять лет назад.
— Что ж, люди меняются с годами… даже короли.
— Ему пришлось немало испытать. Взять, к примеру, его семью. Принц Уэльский доставил ему много хлопот.
— Да, конечно. Этот морганатический брак с госпожой Фитцгерберт, а теперь еще и напряженные отношения с принцессой Каролиной.
— И не только это. Он так и не оправился от потери американских колоний, считая, что виноват в этом.
— И справедливо?
— Да, но это только усугубляет тяжесть вины. «Это верно», — подумала я. Мне показалось странным, что его положение так напоминает мое.
— Он все время говорит: «Воспоминания об американских колониях не дадут мне покоя даже после смерти». Это повторение одного и того же — симптом той душевной болезни, от которой он страдал около семи лет назад. Мне его жаль. Он так старался быть хорошим королем.
— Однако сейчас-то он здоров.
— Так говорят, но мне кажется, что временами он ведет себя немного странно.
— Бедный король.
Это все очень грустно.
— Тем более, что он хороший семьянин… человек, который старается выполнить свой долг.
— Что ж, я буду очень ждать встречи с ним. Что ты предлагаешь делать?
— Пойти на улицу.
Взять немного денег, не надевать никаких ценных украшений и присоединиться к зевакам.
— Звучит заманчиво.
— В таком случае выйдем пораньше.
Когда мы, наконец, вышли, люди уже выстраивались вдоль улиц, но толпа была чем-то встревожена.
Во многих местах возникали громкие споры. Когда мы проходили мимо, до меня донеслись слова: высокие налоги… низкая заработная плата… безработица… цены на хлеб…
Я обратила на это внимание Дэвида, to он сказал:
В толпе всегда найдутся недовольные.
Жизнь кажется им немного скучной, и они пытаются внести в нее то, что, по их мнению, сделает ее более живой.
Мы зашли в кофейню и выпили горячего шоколада, прислушиваясь к разговорам. Они касались главным образом отношений между принцем Уэльским и его женой. Приводились даже его слова: «Благодарю небо за то, что мне больше не нужно спать с этой отвратительной женщиной».
Все смеялись и строили догадки относительно пола ребенка и того, на кого он будет похож, — на отца или на мать. Нельзя сказать, чтобы принц был популярен, но народ, несомненно, интересовался его делами.
Когда должна была появиться карета короля, мы вышли на улицу. Толпа вдоль дороги была густой, и Дэвид оттеснил меня назад. Там мы и стояли, и в тот момент, когда я напрягала зрение, чтобы лучше разглядеть его роскошные одеяния, внезапно прогремел выстрел. Мгновенно наступила глубокая тишина. Пуля попала в окно королевской кареты. И тут началось столпотворение. Люди кричали и показывали на окно в пустом доме. Мы все уставились на это окно, откуда, вероятно, был произведен выстрел.
Королевские кучеры стегнули лошадей, и карета покатилась дальше. Несколько человек вбежали в пустой дом. Дэвид обнял меня одной рукой. Мы молчали, потрясенные случившимся.
Повсюду стоял неимоверный гам. Казалось, люди кричали друг на друга.
— Король… ты думаешь, его застрелили? — запинаясь, проговорила я.
— Не знаю.
Давай-ка зайдем сюда.
Он повел меня в кофейню, которую мы не так давно посетили. Она заполнялась людьми, которые непрерывно говорили.
— Вы видели? Что, Георгу конец? Теперь принц станет королем?
— Что случилось? Что случилось?
Сложность заключалась в том, что никто ничего не знал, и предлагались разные версии. Слухи были самыми фантастическими. Говорили о восстании, о повторении парижских событий и о начале революции. Только не здесь, — сказал кто-то. — Только не у нас. Мы насмотрелись на революцию по ту сторону пролива.
— Он не убит. Он поехал прямо в парламент.
— Ему не откажешь в храбрости. Может, он и на самом деле старый бестолковый фермер Георг, но он храбр.
— А кто стрелял?
— Говорят, один из этих анархистов. Его не поймали.
Он выстрелил из пустого дома и был таков.
— Со временем мы узнаем правду, — сказал Дэвид.
Когда мы покинули кофейню, король возвращался с открытия парламента. Я увидела его в карете и ощутила огромное облегчение оттого, что он остался невредим. Толпа, казалось, была подавлена, возможно, даже разочарована из-за того, что он выжил. «Почему люди всегда находят удовольствие в несчастьях других?»— подумала я.
Он сидел в карете, старый и непоколебимый. Мне стало жаль его, так как я знала, что он и вправду очень старался выполнять свой долг. И не его вина была в том, что умственные способности и душевное состояние не позволяли ему занимать то положение, в котором он оказался.
Я ненавидела жестокие лица, которые видела в толпе. Мне было мучительно видеть, как они швыряли в карету камни. Один из них попал королю в щеку. Он поднял камень и продолжал сидеть с невозмутимым видом, как будто бы оскорбление не касалось его.
Карета проехала, и Дэвид сказал:
— Не хочешь пойти домой?
Я сказала, что хочу, и мы молча пошли обратно на Альбемарл-стрит.
На следующий день мы узнали, что король благополучно возвратился во дворец, и когда в его карету попала пуля, он был взволнован меньше, чем его спутники. Как утверждала молва, он сказал: «Только Бог распоряжается всем сущим, и я вверяю себя ему».
Он сохранил тот камень, брошенный в него из толпы, «на память о почестях, которых я удостоился в тот день».
— Дэвид, — спросила я, — что это все значит?
Не произойдет ли здесь то, что случилось во Франции?
Дэвид покачал головой:
— Нет. Я уверен, что этого не произойдет. Нет тех причин. Но мы должны найти подстрекателей и остановить их. Готов поклясться, что многие из тех людей, которые кидали камни в королевскую карету, в обычной обстановке были бы послушными подданными короля. Их подогрели смутьяны. Толпа в своем безумстве неуправляема, и подстрекатели знают это. Они начинают разглагольствовать перед народом о том, как с ним плохо обращаются, и, в конце концов, возникает бунт, чему мы были свидетелями сегодня.
