Интриги Марии. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
Герцог де Шеврез все еще не показывался, однако он послал верного Ботрю, чтобы тот давал мудрые советы его супруге и присмотрел за ней. Первый его совет состоял в том, что ей немедленно следовала попросить аудиенции у кардинала и ходатайствовать в пользу Шале: чем в большей степени ей удастся оправдать его, тем меньше подозрений ляжет на нее саму. Идея противоречила гордому нраву Марии, но в конце концов она решилась и отправилась в замок Борегар, где обосновался Ришелье.
Он принял ее со своей обычной любезностью. Видеть ее всегда — истинное наслаждение! Некоторое время он слушал, как она защищала этого «беднягу Шале», упирая на его мягкотелость.
— Это не человек, а флюгер — куда ветер дует, туда и он, — объясняла она. — Как вы, Ваше Преосвященство, могли поверить, что я могла вовлечь его в какие-то интриги, тем более против короля? Я все же не настолько глупа. Шале для меня всего лишь друг, впрочем, весьма милый, и я ценю его.
Слова кардинала были полны едкой иронией:
— Похоже, он тоже вас оценил, но иначе! Он говорит, что вы соблазнительница, жестокая, продажная, интриганка, что вы думаете только о себе, что вы хотели втянуть его в безумную, безрассудную авантюру.
Он произносил оскорбительные слова спокойным голосом, с легкой улыбкой, стараясь уловить на подвижном лице посетительницы нарастающий гнев. Она слушала его, широко раскрыв глаза и затаив дыхание. Тогда он продолжил:
— ..но благодаря Господу он раскусил вас и притворился, будто с вами заодно.
— Он притворился?
Кардинал ожидал, что она разразится проклятиями, но вместо этого она расхохоталась. Это был настоящий, полный иронии смех, такой веселый, что он сбил с толку Ришелье, поскольку Мария смеялась до слез и, казалось, никак не могла успокоиться.
— Я не думал, что вам это покажется столь забавным! Следует, однако, подчеркнуть, что он обвинял вас в подстрекательстве к цареубийству, — бросил он.
Смех мгновенно смолк. Мария взяла платок, чтобы вытереть выступившие на глазах слезы.
— Вы правы, господин кардинал! Но больше я не хочу этого! Так же как я не собиралась дарить любовь человеку с куриными мозгами! Он тем не менее непрестанно умолял меня об этом, а так как я продолжала отказывать ему, теперь он просто-напросто мстит! Будем откровенны, монсеньор! Я никогда не скрывала неприязни, которую вызывала у меня идея женитьбы принца, но лишь потому, что от этого будет страдать королева, а я ей бесконечно предана, потому что она добрая, несчастная и заслуживает, чтобы ее любили!
— Чудесно! И лучший способ сделать ее счастливой, по-вашему, состоит в том, чтобы избавить ее от супруга, который ее не любит?
— Лучше всего было бы, если бы наш государь сделал ей ребенка, что, как мне кажется, в последнее время меньше всего его заботит. Пусть королева забеременеет, и тогда принц может жениться на ком угодно! Прежде чем упрекать других, королю следовало бы начать с самого себя, найти себе врача, который наконец вылечит его, а не будет то и дело доводить до полусмерти! Подумайте об этом, монсеньор! Появление дофина развеет все тучи и станет залогом вашего будущего спокойствия.
— Вы не любите короля, мадам де Шеврез!
— А разве он любит меня? Да, это так, и я не делаю из этого секрета, но тут есть и его вина. Когда я была еще мадам де Люин, я была его любимой подругой, так что даже королева ревновала ко мне. И я, в свою очередь, питала к нему нежные чувства, не я первая отвернулась от него, Бог свидетель!
— Без сомнения, жестокое разочарование после честолюбивых планов сделаться фавориткой!
— А почему бы и нет? — горделиво воскликнула Мария. — Фаворитка не обязательно становится катастрофой для королевства, как в случае с маркизой де Верней. Я по крайней мере научила бы его, как обращаться с женщиной, чтобы его собственная жена не воспринимала супружеское ложе как орудие пытки!
На этот раз рассмеялся кардинал.
— У вас на все есть ответ, госпожа герцогиня, но вернемся к Шале и его обвинениям!
— Что я могу на это ответить? Он лишен разума и готов обвинить кого угодно, даже королеву, лишь бы избежать тюрьмы! Допросите принца! Он скажет вам, что я делала все возможное, чтобы удержать его от женитьбы на мадемуазель де Монпансье, но не более того. Он любит своего брата и не допустил бы, чтобы при нем прозвучал хоть намек на покушение.
Ришелье с недоверием посмотрел на герцогиню, но от комментариев воздержался.
— Шале говорит также — я цитирую дословно, — что вы «страстно меня ненавидите», что вы хотели, чтобы он убил меня.
— Снова он все преувеличивает! Впрочем, признаюсь, вы не слишком дороги моему сердцу! Вы выдворили человека, которого я люблю, вы являетесь врагом всей знати, к которой принадлежу и я, вы боретесь против наместника Божьего, Папы! Да, я не люблю вас, и я желала бы, чтобы вас отстранили от власти, но я слишком дорожу собственной жизнью, чтобы хотеть отнять ее у кого бы то ни было. Жизнь так прекрасна!
— Когда вы молоды и красивы, охотно верю вам! Шале, должно быть, разделяет ваше мнение, но он рискует ее потерять!
Столкнувшись столь резко с действительностью, Мария почувствовала, что у нее защемило сердце.
— Лишить его жизни было бы бессмысленным варварством. Этот бедолага — всего лишь неразумный юнец, чья самая большая ошибка в том, насколько мне известно, что он желал понравиться всем сразу! Что же касается покушения на короля, то он был бы на это неспособен: нужно обладать завидным мужеством, чтобы смириться с мыслью о возможном четвертовании. А в нем этого мужества нет.
В последующие дни Шале сыграл на руку Марии, ведя себя как настоящий безумец. Когда он не писал оскорбительные письма герцогине, он впадал в мрачное отчаяние. Он перестал мыться, отпустил бороду, шагал взад-вперед по камере, издавая ужасающие крики, вопя, что он «хуже проклятого и хочет гореть в аду вместе с себе подобными». Мсье де Ламон, начальник
