Капитуляция - Джойс Бренда

Джек был прав.

— Мне некуда идти.

— Ты ошибаешься. Ты можешь вернуться в Лондон. — Он мрачно улыбнулся. — Ордер на твой арест был аннулирован десять дней назад.

Эвелин встрепенулась.

— И ты ничего мне не сказал?

Джек покраснел. И привлек её ещё ближе.

— Нет, не сказал. Питт быстро согласился аннулировать ордер, сразу же, как только у Педжета появилась возможность поговорить с ним. — Он помедлил, пристально глядя на неё. — Я просто не хотел, чтобы ты уезжала, только не сейчас. Я не хотел, чтобы наша сказка заканчивалась.

На глаза Эвелин навернулись слезы.

— Наша идиллия действительно закончилась.

Джек смахнул с её щеки слезу, потом убрал выбившийся из прически локон ей за ухо.

— Да. Боюсь, так и есть.

Эвелин казалось, будто её сердце снова разбивается на тысячу осколков.

— Итак, я возвращусь в Лондон. А ты? Куда отправишься ты, Джек?

Его ресницы опустились.

— Почему ты думаешь, что я куда-то отправлюсь?

О, как же ей хотелось сейчас задать ему трепку!

— Морской эскадрон приближается к Плимуту. А потом он направится во Францию? В Бретань? К бухте Киберон?

Джек смотрел ей прямо в глаза.

— Где ты будешь, Джек, когда они вторгнутся в Бретань? Он всё так же молча глядел на неё. Теперь его лицо казалось особенно мрачным.

— О, дай-ка догадаюсь! Ты отправишься во Францию — в бухту Киберон! — вскричала Эвелин и порывисто схватила его за плечи. — Не плыви туда, Джек. Пожалуйста. Ради меня, ради моей дочери. Ты уже достаточно сделал, чтобы помочь мятежникам. Ты достаточно сделал, чтобы помочь Великобритании!

Джек оставался бесстрастным.

— Ты ведь знаешь, что я не могу — и не буду — раскрывать тебе свои планы. Но ещё лучше ты знаешь, что я — не трус.

Эвелин во все глаза смотрела на него, чувствуя, как всё внутри холодеет от ужаса. Он собирался во Францию. В этом можно было не сомневаться.

— Эвелин, не стоит медлить. Собери свои сумки. Днем я отвезу тебя и Эме к Джулианне. — Джек решительно поднялся.

Эвелин тоже встала.

— Когда ты отправляешься во Францию? Я должна знать.

— Если только одна вещь, которую ты должна знать. — И он сжал её в объятиях. — Я люблю тебя, Эвелин.

Глава 18

Лондон

23 июня 1795 года

Эвелин стояла у входной двери и махала Эме, садившейся в карету Бедфорда вместе с Бетт. Жоли вскочила в экипаж до того, как ливрейный лакей захлопнул дверцу, и дочь улыбнулась Эвелин в ответ. Эме отправлялась в Ламберт-Холл на занятия — она продолжала учиться с детьми Гренвилла, несмотря на то что Амелия только что родила своего первенца, мальчика.

Эвелин вернулась в дом, и швейцар закрыл за ней дверь Улыбка сбежала с лица Эвелин, когда внезапно вернулась тошнота, без видимых причин изводившая её всю неделю что она провела в Лондоне.

Эвелин подумала об Амелии и её новорожденном ребенке, которых она ежедневно навещала с момента рождения мальчика четыре дня назад. Эвелин живо представила се эту пару — Амелию в постели с младенцем на руках, гармонично составляющих единое целое, как это возможно только с матерью и ребенком, и её сердце тяжело перевернулось в груди.

Уж не ждала ли ребенка она сама? Эвелин стала любовницей Джека ровно тринадцать недель назад. Она совершенно не обращала внимания на тот факт, что с тех пор у неё не было месячных. Ни разу с середины марта — спустя две с половиной недели после похорон Анри.

Эвелин и не ожидала, что Бог одарит её ещё одним ребенком, ведь последние годы Анри был слишком болен, чтобы сотворить новую жизнь. Но ей нравилось быть матерью, и сейчас, когда Эвелин догадывалась, что, возможно, забеременела, она была на седьмом небе от счастья. Она понимала, что, вероятно, ей стоит беспокоиться, — в конце концов, она не замужем, да и то, что она завела любовника сразу после смерти мужа, могло показаться кому-то вопиюще неприличным. Но Эвелин совершенно не волновала предосудительность её положения, если, конечно, она вообще была в положении.

И всё же Эвелин даже представить себе не могла, что сделал бы или о чём подумал бы Джек, если бы она действительно носила под сердцем его ребенка.

Как же она боялась теперь за Джека! Эвелин не сомневалась, что он на пути во Францию или уже находится там. Каждый день она проскальзывала в часовню на Фокс-Лейн, молясь, чтобы Джек уцелел в своих интригах и войне.

Он ведь наконец признался, что любит её… Это казалось настоящим чудом. Самый отъявленный контрабандист Корнуолла полюбил Эвелин, ответив на её чувства.

Эвелин не стоило долго размышлять, чтобы понять: Джек человек несемейный. Он обожал контрабандную торговлю, море и опасность. Великобритания находилась в состоянии войны, и, вопреки расхожему мнению, Джек не был предателем — он был патриотом, который отказывался бросать свою страну, свое дело и своих друзей в эти мрачнейшие, опаснейшие времена.

И, даже если бы война закончилась, Эвелин не могла представить Джека сидящим дома и проверяющим бухгалтерские книги имения и счета её оловянного рудника. Он обожал приключения и никогда не бросит фритредерство.

Но Джек наверняка мог жениться на ней, если бы она позволила это, если бы он узнал, что она ждет ребенка… Окружающий мир мог считать его бессовестным, но Эвелин прекрасно знала, что это не так. Он был порядочным и благородным человеком, и его чувство чести и справедливости побудило бы его жениться, пусть даже и не по доброй воле.

Но неужели этот ребенок не заслужил двух родителей, состоящих в законном браке, и статуса законнорожденного ребенка, который давал такой брак?

К тому же, если Эвелин действительно беременна, ей придется кормить уже не один, а два рта. И ей придется обеспечивать уже два будущих. Внезапно её захлестнуло волнение. Ей по-прежнему стоило обсудить деятельность рудника с Лукасом, и, возможно, сделать это требовалось незамедлительно. С другой стороны, Джек никогда не позволил бы своему ребенку в чём-либо нуждаться, независимо от того, поженились бы они или нет, — Эвелин была уверена в этом.

— О чем ты задумалась? — спросила Джулианна, с лучезарной улыбкой вплывая в холл.

Эвелин улыбнулась в ответ. Она понимала: Джулианна просто в восторге от того, что у неё появился племянник. С тех пор как её сестра благополучно произвела на свет маленького Хэла [13], названного в честь французского кузена Гренвилла Анри Журдана, Джулианна целыми днями напевала и что-то радостно мурлыкала себе под нос.

— Эме только что уехала в Ламберт-Холл, — ответила Эвелин. — Я всё ещё поверить не могу, что Амелия поощряет шум и суету в доме, тогда как её ребенку всего четыре дня от роду!

— Моя сестра неутомима, и она обожает детей, как говорится, чем больше, тем лучше, — Джулианна подошла к ней и вздохнула. — Ты улыбаешься как-то иначе, Эвелин. Раньше, когда ты улыбалась, твои глаза светились. Но с момента возвращения сюда ты такая грустная…

— Ты ведь знаешь, как я волнуюсь о Джеке, — тихо сказала Эвелин. Она с трудом удерживалась от желания рассказать Джулианне о своих подозрениях по поводу беременности. Но первым узнать об этом должен был Джек, а не его сестра.

— Я знаю, и уже не раз говорила тебе, что мой брат очень, очень умен, а ещё у него очень, очень быстрое судно, и если кто и может обставить вражеский корабль, так это Джек. — Джулианна ободряюще потрепала её по плечу. — Кроме того, никому ещё не удавалось превзойти его в море — ни в скорости передвижения, ни в битве.

Эвелин решила удержаться от замечания, что всё всегда случается в первый раз. И не напоминать, что вторжение должно было произойти на суше. Вместо этого она задала Джулианне до боли знакомый, часто повторявшийся вопрос:

— Что-нибудь слышно от него или о нем?

— Нет. Ты чего-то мне недоговариваешь? Почему ты так волнуешься?