Виктория Холт - Коварные пески
Элис бросила взгляд на Оллегру, и та тут же сказала:
— Я бы тоже хотела сходить в Британский музей. Давайте пойдем туда все вместе.
Я была так обескуражена этим предложение, что не сразу нашла, что ответить.
— Но вы ведь, кажется, хотели поискать в магазинах материал для новых платьев, — произнесла я наконец.
— У нас на все хватит времени, верно, мама? — настойчиво продолжала вести свою линию Элис. — Иногда мы ходим в Гайд Парк. А на этот раз я бы предпочла Британский музей.
— Верно, почему бы нам не провести час-другой в музее, — согласилась миссис Линкрофт. — Когда вы собирались пойти туда, миссис Верлейн?
— Нет, мне не хотелось бы связывать вас своими планами.
— Да вы и не будете нас связывать, — ответила миссис Линкрофт с улыбкой, — знаете, что мы сделаем. Мы пойдем сразу в музей и потом зайдем в «Браунз Отель»и там перекусим, а после этого отправимся за покупками, и вполне успеем на поезд в 4.30.
Я с отчаянием поняла: все мои усилия как-то ненавязчиво отговорить их напрасны, но я не знала, что впереди меня ждет еще более серьезное испытание.
Я сидела, откинувшись на сиденье, и смотрела на мелькавшие за окном поля и изгороди. Я не должна была показать, что меня расстроило их желание пойти со мной в Британский музей. Но как могла Оллегра подслушать наш разговор с Годфри? Наверное, мы проявили какую-то неосторожность.
Мне ничего не оставалось делать, как смириться с тем, что они идут в музей вместе со мной. Но я решила, что там мне нужно будет как-то от них улизнуть и одной пойти в зал Древнего Рима и поискать там мозаику из Лоувет Стейси.
Но в тот день неудачи преследовали меня. Только мы сошли с кеба, который довез нас от вокзала к музею, как меня окликнул чей-то голос:
— О, неужели… это вы, миссис Верлейн!?
К счастью, я была немного впереди остальных, и я быстро двинулась навстречу к окликнувшему меня мужчине, в котором тотчас признала коллегу своего отца.
— Как плохо получилось с вашей сестрой, — сказал он, качая головой. — В чем же оказалось дело?
— Мы… мы так и не узнали.
— Огромная потеря, — сказал он. — Мы всегда говорили, что Роуме Брэнден удастся даже больше, чем вашим родителям. Бедняжка Роума…
Какой раскатистый у него голос! Миссис Линкрофт вполне могла услышать каждое его слово, но девочки, кажется, были заняты чем-то другим и не слушали. Элис стояла к нам спиной и показывала Оллегре на что-то, привлекшее ее внимание. Но миссис Линкрофт наверняка все слышала.
— Я никогда не была в том музее раньше. Люди редко пользуются возможностью бывать в музеях, — подойдя ко мне, сказала миссис Линкрофт.
Сердце у меня учащенно билось. Возможно, она все-таки ничего не услышала. Может быть, мне просто показалось, что голос у этого мужчины столь громогласный.
— Да, это верно, — ответила я миссис Линкрофт. — Этой возможностью пользуются редко.
— И сейчас мы ею воспользуемся, — раздался рядом со мной голос Элис. — Как здесь все торжественно. И как внушительно.
Они шли по музею рядом со мной, тихо восклицая от удивления. Я вспомнила, как часто приводили меня сюда родители в детстве, полагая, что нет лучшего удовольствия для ребенка, чем побывать в Британском музее.
Наконец мне удалось ускользнуть от них. Девочки и миссис Ликрофт с удивлением разглядывали богато иллюстрированную рукописную книгу двенадцатого века, а я быстро и бесшумно пронеслась по каменным плитам туда, где я так часто бывала с Роумой.
Я спросила у смотрителя зала, где я могу найти римские древности, которые были обнаружены в Лоувет Стейси, и я тотчас получила разъяснение.
С какой радостью я увидела, что мозаика, о которой я говорила Годфри, находится там среди прочих экспонатов из Лоувет Стейси. Мозаика была даже не одна, видимо, Роуме удалось после моего отъезда восстановить еще несколько. В витрине, где они были выставлены, помещалась заметка, в которой описывались эти мозаики и разъяснялся процесс восстановления. На первой мозаике была изображена фигура человека, по всей видимости мужчины, у которого не было ступней: он стоял на двух длинных обрубках, которые, видимо, обозначали ноги. Его руки были вытянуты вперед, словно он хотел схватиться за что-то, остававшееся на мозаике невидимым. Я посмотрела на второй экспонат. Изображение было не таким четким, как на предыдущем, и там оказались утраты, заполненные, вероятно, цементом, однако можно было понять, что на этой мозаичной картине — человек, лишенный ног по колено; потом, однако, я поняла, что его ноги были во что-то погружены. И на последней мозаике была изображена только голова этого человека, по всей вероятности, похороненного заживо.
Я не могла отвести глаз от этих изображений.
— О, да это же наши! — раздался рядом со мной голос. Я обернулась. По обе стороны от меня стояли Элис и Оллегра.
— Да, — подтвердила я. — Они были найдены недалеко от Лоувет Стейси.
Подошла миссис Линкрофт.
— Посмотри, мама, — сказала Элис, — посмотри, что нашла миссис Верлейн.
Миссис Линкрофт окинула беглым взглядом мозаики и сказала:
— Да, они очень хорошие.
— Да, нет же, вы ничего не увидели, — запротестовала Оллегра. — Они же наши!
— Что? — удивилась миссис Линкрофт и пристальней вгляделась в экспонаты. — Да, удивительно! — И взглянув на меня, с извиняющейся улыбкой добавила:
— Но сейчас уже пора подумать о том, чтобы перекусить.
Я согласилась. Задачу свою я выполнила, хотя не была уверена, насколько успешно. Но рассказать Годфри было что.
Мы вышли из музея и, взяв кэб, отправились в «Браунз», по дороге девочки обсуждали, что они закажут на ленч и какой материал купят для своих платьев.
Когда мы выходили из экипажа, мимо пробежал разносчик газет, восторженно выкрикивая:
— «Джентльмен Терролл» пойман! Маньяк никому больше не угрожает!
— Это же наш «Джентльмен Терролл», — сказала Элис.
— Что значит… «наш», — спросила резко миссис Линкрофт.
— Мы о нем говорили, мама. И решили, что он, должно быть, немного похож на нашего мистера Уилмета.
— Почему вы решили, что он на него похож?
— Потому что его прозвали «Джентльмен». И мы подумали, что он, вероятно, точно такой, как мистер Уилмет, верно, Оллегра?
Оллегра кивнула.
— Вам совершенно ни к чему забивать голову такими вещами, — высказалась миссис Линкрофт довольно сердито, и Элис сникла.
Никто ни словом не обмолвился о мозаике. Успокаивало еще и то, что не было и намека на то, что кто-нибудь из них слышал мой разговор с коллегой отца у входа в Британский музей. Постепенно ко мне вернулась уверенность, что моя тайна не раскрыта, и когда мы, закончив все дела, сели в поезд, я была уже почти спокойна.