Тереза Медейрос - Вереск и бархат
— Я ждала тебя. Ты не обедал. Я подумала, что ты должен просто умирать с голода, — ответила она, улыбаясь, и вновь упорхнула на кухню.
Джейми перестал ковырять в зубах ножом, подскочил и размашистым жестом выдвинул стул.
— Трон для лаэрда поместья!
Себастьян тяжело опустился на стул.
— Снова играешь роль Купидона?
Джейми загадочно улыбнулся.
— Это мудрее, чем играть роль дурака.
Вопль отчаяния донесся из кухни. Себастьян вскочил, но Джейми, предостерегая от поспешных действий, жестом удержал его.
— На твоем месте я бы не делал этого.
Пруденс не появлялась несколько минут. Дверь распахнулась. Она вошла в комнату, удерживая в руках глиняную тарелку с выщербленными краями, и с выражением угрюмой решимости поставила ее перед Себастьяном.
Он уставился на черный сморщенный комок, затем прокашлялся и мягко спросил:
— Что это?
— Почечный пудинг.
Джейми с любопытством разглядывал содержимое тарелки.
— Больше похоже на сажу, чем на пудинг.
Себастьян бросил на него хмурый взгляд и воткнул нож в жалкое творение в надежде, разрезав его, обнаружить сочную сердцевину. Но упругий комочек вывернулся из-под ножа и выпрыгнул из тарелки на стол.
Пруденс в отчаянии застонала.
— Не хочешь немного черной фасоли? — запинаясь, спросила она.
Поверх ее головы Себастьян заметил предостерегающие жесты Джейми.
— Нет, спасибо.
Но Пруденс выглядела такой удрученной, что он сдался.
— Ну, может быть, немного.
Джейми закатил глаза и провел пальцем по горлу.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он и расправил свою потрепанную шляпу. — Я обещал одной красотке в деревне заскочить к ней и поцеловать перед сном или, может быть, что-нибудь еще, если она позволит…
— Спокойной ночи, Джейми, — попрощался Себастьян.
Джейми взглянул на Пруденс и хотел сказать что-то ободряющее, но лихорадочный румянец на ее щеках и повлажневшие глаза заставили его промолчать.
— Я принесу хлеб, — сказала она, когда Джейми исчез в ночи.
Ее губы дрожали. Она не осмеливалась встретиться с глазами Себастьяна.
Он вернул в тарелку кусочек пудинга и принялся кромсать его ножом. Он действительно умирал с голода, но не в том смысле, в каком думала Пруденс. Он изголодался по вкусу ее губ и по тому наслаждению от обладания друг другом, которое они вместе испытали в пещере. Тот сладенький кусочек лишь разжег его аппетит.
Смолистый запах кедра дразнил его ноздри. Пруденс развесила пахучие ветки над каждой дверью. Себастьян огляделся вокруг, впервые в действительности увидев замок со времени возвращения.
Холл теперь ничем не напоминал тот увешанный паутиной ужас, которым был еще неделю назад. Пол был чисто выскоблен и вымыт. Плетеный коврик лежал перед камином. Два кресла уютно расположились на нем, приглашая обменяться секретами.
Нежная забота Пруденс открыла древнюю красоту мебели тяжелого дуба и вишневого дерева. Прикосновение ее любящих рук было повсюду.
Кроме него. Себастьян вонзил нож в пудинг, разрезая засушенное мясо, и обнаружил, что оно обуглилось даже внутри.
Если Пруденс все еще будет в замке, когда наступит весна, размышлял он, она украсит его цветами: жасмином, жимолостью, колокольчиками. Для него жизнь без их дурманящего аромата и без нее была невыносимой. Словно в ответ на его мрачные раздумья небо угрожающе раскололось раскатом грома.
Пруденс вернулась с кухни, неся тарелку с соленой олениной и нарезанным хлебом. Себастьян отмахнулся от оленины и проглотил кусочек пудинга.
— Себастьян, я не настаиваю, чтобы ты ел это.
— Мне нравится.
Пруденс вновь робко попыталась выразить свой протест, но он так яростно взглянул на жену, что она боязливо отступила к другому концу стола. Она старалась не смотреть, как он с трудом проглатывает каждый кусок жесткого пудинга, запивая его большим глотком эля.
Пруденс играла камеей, скалывающей на груди ее кружевное жабо. Себастьян отчаянно боролся с собой, стараясь не смотреть на нее голодными глазами, но проиграл битву.
Свет свечей переливался в ее волосах, придавая им цвет красного вина, мерцающего в хрустальном бокале. Лавандовое шелковое платье подчеркивало белизну ее кожи. В своих грязных бриджах и пропитанной потом рубашке он чувствовал себя рядом с ней грубым крестьянином.
Пруденс подняла свой кубок.
— Джейми сказал мне, что двое французов спрашивали сегодня о тебе в деревне. Ты знаешь, почему?
Ее вопрос не удивил Себастьяна. Его лишь удивляло, что она так долго на задавала его. Возможно, она так же боялась ответа, как и он.
— Скорее всего — это бульдоги д'Артана. Старик дал мне две недели на то, чтобы я прислал ему формулу. Если Мак-Кей сдержит свое обещание, больше нам и не понадобится.
— А что Киллиан обещал тебе?
Себастьян поморщился от того, как она произнесла имя Мак-Кея. Нежность и уважение слышались в ее голосе.
— Помилование, — сухо ответил он. — Мак-Кей уехал в Лондон просить аудиенции у короля. Его Величество будет благодарен за предостережение о том, какую змею он пригрел в Палате Общин.
Губы Пруденс дернулись. Она и лаэрд Мак-Кей не могли бы придумать лучшего способа помочь Себастьяну, если бы даже провели в раздумье долгие месяцы.
Она поднесла ко рту вилку, чтобы скрыть улыбку.
— И что ты обещал ему взамен?
Себастьян выпил остатки эля.
— Тебя.
Ее рука замерла. Он поспешил нарушить молчание и, изучая подгоревшую фасоль с явным интересом, пояснил.
— Поскольку у нас не было письменного согласия на брак от твоей опекунши, английский суд даст свое согласие на его расторжение без помех. Конечно, во избежание скандала тебе будет лучше убедить судью в том, что наш союз не был осуществлен.
— Какую причину я назову? — Голос Пруденс был странно равнодушен.
«Ну почему она так чертовски спокойна», — недоумевал Себастьян. У него возникло желание сломать что-нибудь. Он засунул в рот большой кусок хлеба и пренебрежительно ответил:
— Мне все равно. Скажи, что сочтешь нужным. Что я слишком громко храплю. Что недостаточно часто купаюсь. Что предпочитаю мужчин женщинам.
Пруденс надела очки. «О, черт, — подумал он. — Вот, начинается». Хлеб застрял у него в горле. Она поглядела на него поверх очков.
— Это правда? Себастьян нахмурился.
— Правда что? Что храплю? Дурно пахну?
— Предпочитаешь мужчин женщинам?
Он бросил на нее долгий взгляд из-под ресниц. Внезапно у него возникло желание поссориться и осуществить отчаянную потребность освободиться от путаницы мыслей и чувств. Себастьян испытывал это желание и прежде, но в задымленных тавернах и шумных пивнушках он мог подраться и таким образом дать выход своей дурной энергии.
