Вирджиния Эндрюс - Рассвет
Я смотрела на нее сверху. У нее было лицо маленькой девочки, лицо, вызывающее сочувствие и сожаление.
– Спасибо, дорогая, – сказала она и закрыла глаза.
Я повернулась и пошла. Не было смысла кричать больше на нее или предъявлять ей какие-либо требования. В своем роде она была инвалидом, не такой больной, как миссис Дальтон, но просто закрытой от реальности. Я дошла до двери.
– Дон? – позвала она.
– Да, мама.
– Я сожалею, – сказала она и снова закрыла глаза.
– Я тоже, мама. Я тоже.
«Всю свою жизнь, – думала я, спускаясь по лестнице, – я имела дело с событиями, которые находились вне моего контроля. Как младенец, как ребенок, как молодая девушка я всегда зависела от взрослых и должна была делать то, чего они хотели, или как меня учили. Их решения, их действия, их грехи как ветер сдували меня с одного места на другое. Даже те, кто действительно любил меня, могли поворачиваться и направляться только в определенные места. Это было истиной и для Джимми, и уж определенно для Ферн. События, которые начались до нашего рождения, уже определяли, кем и чем мы должны были быть».
Но теперь вся трагедия последних месяцев обрушилась на меня: смерть мамы, арест папы, потеря семьи, постоянные попытки Клэр навредить мне, изнасилование меня Филипом, бегство и поимка Джимми, мое познание правды. Теперь же, словно флаг, резким порывом сорванный со своего древка, я развернулась на каблуках и устремилась в лобби отеля с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой, не видя никого, не слыша ни чьих голосов.
Бабушка все еще сидела на кушетке в лобби, небольшая аудитория гостей окружала ее и внимательно прислушивалась ко всему, что она говорила. Их лица были полны восхищения. Когда моя бабушка обращалась к кому-то, это воспринималось словно благословение священника.
Что-то в выражении моего лица заставило их отпрянуть от нее при моем приближении. Медленно, со своей мягкой, ангельской улыбкой, все еще твердо пребывающей на ее лице, бабушка обернулась и увидела, что отвлекло их внимание от блеска ее глаз и тепла ее голоса. В то мгновение, когда она заметила меня, ее плечи отвердели, улыбка исчезла, на лице появилась темная тень.
Я остановилась перед ней, сложив руки на груди. Мое сердце колотилось, но я не хотела, чтобы она видела, какой нервной и испуганной я была.
– Я хочу поговорить с вами, – проговорила я.
– Это невежливо так перебивать людей, – ответила она и снова повернулась к гостям.
– Мне безразлично, что вежливо, а что не вежливо. Я хочу поговорить с вами прямо сейчас, – настаивала я, придав своему голосу столько твердости, сколько могла. Я не сводила с нее своих глаз, так что она могла видеть, насколько я решительна.
Неожиданно она улыбнулась.
– Ладно, – сказала она окружающему ее кружку восторженных гостей. – Я вижу, тут у нас маленькая семейная проблема. Вы будете столь любезны извинить меня, если я отлучусь на несколько минут?
Один из джентльменов рядом с ней быстро подскочил, чтобы помочь ей подняться.
– Благодарю вас, Томас. – Она взглянула на меня. – Ступай в мой кабинет, – приказала она. Я оглянулась и направилась в ту сторону, пока она продолжала приносить извинения за мое поведение.
Когда я вошла в ее кабинет, я посмотрела на портрет моего дедушки. У него была такая теплая, добрая улыбка. Я подумала, как бы все было, если бы я знала его. Как он ладил с бабушкой Катлер?
Дверь рывком распахнулась, и моя бабушка ворвалась вихрем. Ее каблуки стучали по паркетному полу; когда она промчалась мимо меня, затем резко повернулась, глаза ее сверкали от ярости, губы вытянулись в карандашную линию.
– Как ты смела? Как смела ты вести себя подобным образом, когда я разговаривала со своими гостями? Даже люди самого низшего пошиба не ведут себя подобным образом. Или у тебя нет даже представления о приличиях? – вещала она. Я стояла будто перед раскаленной угольной топкой с открытой дверкой. Я противостояла бушующему пламени и алому жару. Я закрыла глаза и отступила на несколько шагов, но потом открыла их и выпалила в ответ:
– Вы больше не можете говорить со мной о приличиях. Вы лицемерка!
– Как ты смеешь? Я запру тебя в твоей комнате, я…
– Вы ничего больше не сделаете, бабушка, кроме того, что скажете правду… наконец, – сказала я. Ее глаза расширились от замешательства. С ноткой злорадства я преподнесла ей мой сюрприз: – Сегодня утром я навестила миссис Дальтон. Она очень больна и была счастлива наконец снять тяжесть вины со своей души. Она рассказала мне, что действительно произошло после того, как я родилась, и до того.
– Это просто смешно. Я не намерена стоять здесь…
– Потом я пошла к моей матери, – добавила я, – и она также созналась.
Бабушка взирала на меня некоторое время, ее ярость медленно сникала, как пламя в печи, потом она повернулась и подошла к своему столу.
– Садись, – приказала она и заняла свое место. Я придвинула стул к ее столу. Долго мы просто смотрели друг на друга.
– Так что ты узнала? – спросила она уже более спокойным тоном.
– А как вы думаете? Правду. Я узнала о любовнике моей матери, и как вы заставили ее в конце концов отдать меня. Как вы договорились с Орманом и Салли Джин Лонгчэмпами принять меня, а затем притворились, что они похитили меня. Как вы платили людям и заставляли их действовать по вашей указке. Как вы объявили награду только для того, чтобы прикрыть ваши действия, – выложила я все на одном дыхании.
– И кто же поверит этой истории? – ответила она с такой холодной уверенностью, что дрожь страха пробежала по моему телу. – Я знаю насколько больна миссис Дальтон. А тебе известно, что ее зять работает в Катлер'з Коув в Оздоровительной компании, и что я владею этой компанией? Я могу уволить его оттуда хоть завтра, – сказала она, постукивая пальцами. – А если ты и я пойдем вместе наверх, прямо сейчас, и выложим Лауре Сю всю эту историю, она просто хлопнется в истерику и начнет нести что-то настолько невразумительное, что никто не поймет и слова. Скорее всего, когда я буду стоять рядом с тобой, она просто не будет в состоянии припомнить что-нибудь из того, что говорила тебе, – она с триумфом взглянула на меня.
– Но это все правда, разве не так? – вскричала я. Я утратила ту твердость, ту уверенность, которая была моей стальной опорой. «Она так сильна, так уверена в себе, она так прочно стоит на ногах, что может остановить табун диких лошадей», – подумала я.
Она отвернулась от меня и замолчала. Потом вновь повернулась.
– Ты, похоже, из тех, кто расцветает при противодействии. Прятала того мальчишку здесь, когда за ним гналась полиция. – Она покачала головой. – Ладно, я расскажу тебе. Да, это правда. Мой сын не является твоим настоящим отцом. Я умоляла Рэндольфа не жениться на этой маленькой шлюхе. Я знала, чем она была и чем станет, но как все мужчины, он был загипнотизирован ее красотой и сладеньким голосом. Даже мой муж был очарован. Я наблюдала, как она поводила плечами и кружила им головы глупым хихиканьем и видимой беспомощностью, – сказала она, скривив рот от презрения. – Мужчины просто обожают беспомощных женщин, но только она не была такой беспомощной, как притворялась, – добавила она с холодной улыбкой на губах. – Особенно, когда это касалось удовлетворения ее желаний.
