Кэтрин Коултер - Ночной ураган
— Алек, мы с тобой пережили и не такую опасность во время урагана. Не понимаю, почему ты так странно воспринимаешь обычную поездку в деревенское поместье.
И тут она услышала прежнего Алека, многие поколения предков которого привыкли повелевать от рождения, высокомерно отдавать приказы, ожидая безусловного повиновения:
— Я все решил, Джинни. Ты моя жена и будешь делать, как я требую. И останешься здесь. Я не желаю рисковать здоровьем как твоим, так и ребенка, которого ты носишь. А сейчас передай мне, пожалуйста, морковь.
Глаза Джинни застлала багровая пелена бешенства:
— Ты не покинешь меня здесь, одну, в чужом доме, окруженную чужаками. Это жестоко, и ты не можешь заставить меня!
Вилка Алека замерла в воздухе. В том, что говорит жена, несомненно, есть своя логика. Ну что ж, все это можно легко решить благодаря встрече с женщиной со страстными глазами по имени Эйлин.
— Сегодня я познакомлю тебя со своими друзьями. По крайней мере они так говорят. Женщину, которая дает званый вечер, зовут Эйлин, а джентльмена, ее спутника, — Коки. Понятия не имею, кто они, но знаю, где живет леди. Поедем. Возможно, чье-нибудь лицо и пробудит к жизни мою упрямую память. В любом случае ты встретишь новых людей и, возможно, с кем-нибудь подружишься.
— Я не хочу ехать!
Алек швырнул на стол салфетку и поднялся:
— Мне в высшей степени безразлично, что ты желаешь и чего не желаешь делать. Ты поедешь со мной, вот и все. Будь готова, Юджиния, к восьми часам.
Он широкими шагами устремился к двери, оставив Джинни кипеть яростью над остывшей морковью.
Глава 21
Джинни не хотела никуда ехать. Не желала встречаться с незнакомыми людьми, да к тому же иностранцами. Не собиралась знакомиться с женщиной по имени Эйлин, которая, вероятнее всего, влюблена в Алека. Лондонская погода вполне отражала ее настроение. На улице стоял ледяной холод, постоянно моросило, и в двух шагах ничего не было видно из-за тумана.
Джинни металась по голубому обюссоновскому ковру в своей спальне, проклиная деспота-мужа, изливая все беды и обиды равнодушным стенам.
Кроме того, она чувствовала себя толстой и неуклюжей. Алека, казалось, совершенно не волнует, что ее платья становятся с каждым днем все более тесными и короткими. Скорее всего ни одно не подходит для столь блестящего собрания. У Джинни осталось лишь одно платье, да и то еле вмещавшее набухший живот. Кроме того, оно было совсем старым, еще с тех времен, когда Алек еще не брал на себя труд ездить с ней по модным лавкам. Джинни всегда считала его очень красивым, но сейчас, глядя на себя в зеркало, совсем не была в этом уверена. Она привыкла видеть себя в нарядах, выбранных и одобренных Алеком. Кроме того, раздавшаяся грудь едва не вываливалась из низкого выреза. Необходимо что-то придумать!
Джинни прекрасно понимала, что просто неприлично появляться в таком виде на людях. Но что, что же ей делать?
Неожиданно она вспомнила тот вечер, когда, стараясь понравиться Алеку, нашила на платье кружево. Да, швея из нее, по-видимому, не очень искусная. Ну и что?
Джинни пожала плечами. На этот раз у нее лучше получится.
Джинни оторвала полосу кружева от платья, ставшего слишком тесным, и вшила его в вырез. Конечно, швы выходили не совсем ровными, но не такими уж кривыми. Результат получился совсем неплохим, если, конечно, не присматриваться пристально. Правда, нитка в нескольких местах запуталась, а складки кружева легли не совсем равномерно.
Джинни вздохнула. Что ж, она сделала все, что могла. И по крайней мере она теперь не выглядит полуголой.
Джинни вспомнила белые бархатные банты на платье, которое надела когда-то для бала в балтиморской Эсембли-рум, как она и Алек по очереди отрывали эти проклятые банты, пока на полу между ними не образовался целый ворох. Конечно, Алек ничего не помнит.
Ей ужасно хотелось отыскать его и спросить, как она выглядит. Но нет, все хорошо, все просто прекрасно, и, кроме того, он успел наговорить достаточно неприятных вещей. И вообще на этом платье нет ни единого белого банта.
Она в последний раз оглядела себя в зеркало, почувствовала секундную неуверенность, но, расправив плечи, решительно спустилась вниз.
Алек уже ждал ее, одетый как принц из королевского дома, по крайней мере на весьма пристрастный взгляд Джинни: черный вечерний костюм и безупречно белые сорочка с галстуком. Он выглядел превосходно, но обычно веселые глаза были холодны и неприветливы, когда на миг остановились на ней. Легкая морщинка лежала между бровями.
Джинни молча кивнула, помня, что расстались они отнюдь не дружески, и не желая, чтобы Алек забыл это.
— Едем?
Она снова кивнула и проследовала мимо Алека к карете. Лакей держал зонтик над ее головой, пока муж помогал ей сесть. Джинни услышала, как Алек сказал кучеру, которого называл Коллином, куда ехать, и только потом присоединился к ней. Он не спросил Джинни, холодно ли ей, просто накрыл ее ноги полостью.
Алек поудобнее устроился на сиденье и откинул голову на подушки. Он все еще немного сердился на жену за столь злонамеренное упрямство, поскольку не привык к подобному поведению. Верно, но Джинни выглядела так прелестно! Последний раз она надевала этот плащ недели три назад, на борту баркентины, и, как ни странно это звучит, объяснила, что именно он выбирал фасон и цвет плаща и платье в тон. Тогда Алек очень удивился, но сейчас обнаружил, что не прочь пробраться под плащ и погладить ее груди через ткань платья. Кроме того, он осознал, что готов взять ее прямо здесь, в карете, и решил, что это куда более здоровые эмоции, чем гнев. И куда более приятные.
Алек улыбнулся в полутьме. В конце концов, не она виновата в ссоре… то есть не только она. Он тоже был слишком высокомерным, слишком деспотичным.
Вслух же Алек примирительно сказал:
— Имя этой женщины — Эйлин Бленчард, леди Рэмзи. Она вдова. Я-то думал, что хитрее и умнее меня нет на свете, когда умудрился все выведать у Марча, и знаешь, что он сказал?
Джинни ничего не ответила, но Алек упорно продолжал:
— Объяснил, что Мозес — прекрасный парень, добрая душа — сообщил ему о моих затруднениях и правильно поступил, как подобает христианину и прекрасному человеку, и теперь он, то есть Марч, будет хранить все в величайшем секрете, и мне не о чем беспокоиться. Он позаботится обо всем. — Алек улыбнулся непривычно молчаливой жене: — Он заставил меня вновь почувствовать себя семилетним малышом. Потом заявил, что не очень много знает об Эйлин, но припоминает, что я неплохо о ней отзывался. Слава Богу, хоть ее полное имя назвал!
Джинни почувствовала, как уголки губ сами приподнимаются в улыбке, и, когда Алек сжал ее затянутую в перчатку руку, вздохнула и повернулась к мужу.
