Диана Гэблдон - Чужеземец

Я со вздохом опустилась на кровать, не обращая внимания на состояние постельного белья.

— Сил больше нет. Такой длинный день!

— Ага, длинный. — Джейми расстегнул воротничок и манжеты, снял пояс с саблей, но на этом раздевание кончилось. Он выдернул ремень и сложил его пополам, задумчиво похлопывая им по ладони.

— Иди в постель, Джейми. Чего ты ждешь?

Джейми подошел к кровати, покачивая кожаным ремнем.

— Видишь ли, девочка, боюсь, прежде, чем мы уснем, нужно решить еще одно дело.

Меня кольнуло мрачное предчувствие.

— Это какое?

Он ответил не сразу, подтянул к себе стул и сел напротив меня, а не рядом на кровать.

— Ты понимаешь, Клэр, — тихо спросил он, — что всех нас сегодня чуть не убили?

Я стыдливо уткнулась взглядом в одеяло.

— Да, знаю. Я виновата. Прости.

— Ага, значит, понимаешь. А ты знаешь, что если бы мужчина совершил подобное — подверг остальных опасности — ему бы, скорее всего, отрезали уши, или выпороли, а то и убили на месте?

Я побледнела.

— Нет, не знаю.

— Я понимаю, что ты не знакома с нашими обычаями, и это в некотором роде оправдание. И все-таки я велел тебе спрятаться и оставаться там. Если бы ты послушалась, ничего бы и не произошло. А теперь англичане будут везде нас искать, нам придется прятаться днем, а ехать ночью. — Он помолчал. — Что касается капитана Рэндалла… это совсем отдельная история.

— Ты хочешь сказать, он будет особенно неистово искать тебя, потому что теперь знает, что ты здесь?

Джейми рассеянно кивнул, глядя мимо меня в огонь.

— Ага. Он… в общем, теперь это дело его личное, понимаешь?

— Мне так жаль, Джейми, — призналась я, но Джейми отмахнулся.

— Гм… если бы это задело только меня, я бы больше ничего не сказал. Но раз уж мы об этом заговорили, — он метнул в меня пронзительный взгляд, — я признаюсь, что вид этой скотины, лапавшей тебя своими грязными руками, меня чуть не убил. — И снова посмотрел в огонь, словно заново переживая события этого дня.

Я хотела было рассказать ему про… трудности Рэндалла, но побоялась, что это принесет больше вреда, чем пользы. Мне отчаянно хотелось обнять Джейми и молить его о прощении, но я не осмеливалась прикоснуться к нему. После довольно длительного молчания он вздохнул и встал, похлопывая ремнем по бедру.

— Ну что ж, — произнес он. — Лучше сразу приступить к делу. Ты причинила много вреда, не послушавшись моего приказа, и я собираюсь наказать тебя за это, Клэр. Помнишь, что я сказал тебе утром перед тем, как уехать?

Я вспомнила и поспешно метнулась через кровать, прижавшись спиной к стене.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты отлично знаешь, что я имею в виду, — твердо сказал он, — Встань на колени перед кроватью и задери юбки, девочка.

— Я этого не сделаю! — Я вцепилась в столбики кровати и заползла еще дальше в угол.

Какое-то время Джейми, прищурившись, мерил меня взглядом, решая, что делать дальше. До меня уже дошло, что остановить его я все равно не смогу — он весил на добрых четыре стоуна больше, чем я. Наконец он предпочел пока не действовать, а поговорить еще немного, отложил ремень в сторону и сел рядом со мной.

— Слушай, Клэр… — начал он.

— Я уже сказала, что мне жаль! — выпалила я. — И мне действительно жаль. Я больше никогда ничего подобного не сделаю!

— В том-то все и дело, — медленно произнес он. — Можешь и сделать. Только из-за того, что отказываешься принимать все всерьез. Полагаю, ты пришла оттуда, где жизнь гораздо проще. Там, откуда ты пришла, неподчинение приказам или то, что ты берешь дело в свои руки — не вопросы жизни и смерти. Самое худшее, что может произойти — если ты причинишь кому-нибудь неудобство, или же тебя сочтут надоедой, но вряд ли кого-нибудь убьют.

Я наблюдала за тем, как он машинально разглаживает складки на килте, приводя в порядок мысли.

— Тяжелая правда в том, что в таких местах, как это, самый пустяковый поступок может привести к очень тяжелым последствиям, особенно когда дело касается человека вроде меня. — Джейми потрепал меня по плечу, видя, что я готова расплакаться. — Я знаю, что ты бы никогда не стала подвергать опасности меня или кого-то другого сознательно. Но ты запросто можешь сделать это случайно, вот как сегодня, просто потому что все еще не веришь мне, когда я предупреждаю, что какие-то вещи опасны. Ты привыкла сама думать о себе, и я знаю, — тут он искоса посмотрел на меня, — что ты не привыкла позволять мужчинам командовать собой. Но ради всех нас тебе придется этому научиться.

— Хорошо, — медленно произнесла я. — Я понимаю. Ты, конечно же, прав. Хорошо, я буду слушаться твоих приказов, даже если буду с ними не согласна.

— Отлично. — Он встал и поднял ремень. — А теперь слезай с кровати, и покончим с этим.

У меня от возмущения отпала челюсть.

— Что?! Я уже сказала, что буду слушаться твоих приказов!!

Джейми раздраженно вздохнул и снова сел на кровать, глядя на меня.

— Послушай. Ты говоришь, что поняла меня, и я тебе верю. Но есть разница между тем, что ты понимаешь что-то, и тем, что ты это знаешь, причем огромная.

Я неохотно кивнула.

— Отлично. Мне все равно придется тебя наказать, причем по двум причинам: во-первых, чтобы ты знала. — Внезапно он улыбнулся. — Могу поделиться собственным опытом — хорошая порка заставляет относиться ко многим вещам куда серьезнее.

Я сильнее вцепилась в столбики кровати.

— Вторая причина, — продолжал Джейми, — это наши люди. Ты уже заметила, как они вели себя сегодня вечером?

Я заметила. Ужин прошел в такой тяжелой атмосфере, что я с радостью сбежала в комнату.

— Существует такое понятие, как справедливость, Клэр. Ты поступила плохо по отношению к ним, и тебе придется за это пострадать. — Он сделал глубокий вдох. — Я твой муж. Это моя обязанность, и я намерен ее выполнить.

У меня имелись сильные возражения сразу по нескольким пунктам. Пусть речь идет о справедливости — а приходилось согласиться, что в этом есть некоторая доля правды — мое чувство amour — propre было жестоко оскорблено самой мыслью о том, что меня могут выпороть, неважно кем и неважно почему.

Я чувствовала, что меня предал мужчина, которого я считала другом, защитником и любовником и от которого зависела. А чувство самосохранения просто вопило от ужаса при мысли, что придется отдать себя на милость человека, поднимавшего пятнадцатифунтовый палаш легко, как мухобойку.

— Я не позволю тебе выпороть себя, — решительно заявила я, продолжая держаться за столбики кровати.

— В самом деле? — Он вскинул медные брови. — Так вот что я скажу тебе, девочка: очень я сомневаюсь, что ты можешь мне возразить. Ты моя жена, нравится тебе это или нет. Если я захочу сломать тебе руку, или посадить тебя на хлеб и воду, или надолго запереть в чулане — и не думай, что у меня не возникает подобного соблазна! — я это сделаю, а не то что надеру тебе задницу.