Альбер Бланкэ - Война амазонок
– Вам весело?
– Веселость есть основная черта моего характера, герцогиня.
– Довольно, я вижу, что вы милый человек, но вы достаточно доказали мне преданность вашей принцессе. Выпустите же меня и поговорим с вами по-дружески.
– Согласен, – отвечал Гонтран, ведя ее под руку на другой конец комнаты, где она села в кресло, не заботясь поправить беспорядки своего туалета.
– Вы не доверяете мне и совершенно ошибаетесь. Я сама не знаю, что сегодня со мной делается. Но с тех пор, как я почувствовала ваше приближение, мои мысли совершенно изменились. Все, что прежде увлекало меня, теперь мне совершенно чуждо и уступило – надо ли вам сознаться? Уступило место одному новому страстному желанию узнать вашу жизнь, ваши приключения, надежды… Ах! Прошу вас, удалитесь! Я не могу, ваши взгляды жгут меня.
– Клянусь вам, это помимо моей воли, – сказал наивный юноша.
– Да, этот взор, такой открытый, такой твердый и ясный, страшно волнует меня. Вы меня знаете, увы! Вы знаете, кто я! Но мои враги много клеветали на меня, и мне стыдно, да, я стыжусь сама себя…
– Герцогиня, я питаю к вам глубокое уважение.
– Удалитесь, говорю вам, или нет… Я задыхаюсь! Воздуха! Воздуха мне надо! Сжальтесь, отворите это окно – я умираю!
Гонтран был слишком молод, чтобы понять все эти проделки записной кокетки. Ему было стыдно и совестно, что его глаза, о красоте которых он слыхал порядком, наделали столько бед, и хотя сердце его было полно любви к другой, он, однако, подумал о том, как бы помочь несчастной.
Он бросился к окну и отворил его, но не без того, чтобы оглянуться на прекрасную герцогиню: недоверие его было напрасно, она не трогалась с места и была почти без чувств.
Когда он возвращался к ней, вдруг в окно влетел камень, завернутый в бумагу, и упал посредине комнаты.
Как пантера бросилась герцогиня, забыв о своем обмороке, и нагнулась уже, чтобы поднять камень, но Гонтран опередил ее и почти вырвал посылку.
– О горе! – воскликнула она. – О! Дерзость!
– Виноват, герцогиня, я опять принужден был прибегнуть к насилию, но в этом не моя вина.
– Жан д’Эр, отдайте мне эту бумагу! – закричала герцогиня, увидев, что он вывернул камень и выбросил его за окно.
– Невозможно.
– Запрещаю вам читать, что там написано.
– Я не стану читать, но и вы не прочтете.
– Это ужасное бесстыдство!
– Ах! Герцогиня, мы оба находимся в нестерпимом положении, как вы против меня, так и я против вас. Я сознаю, что с вашей точки зрения, я недостоин имени дворянина, но с точки зрения другой особы, которой я обязан служить верой и правдой, – я исполняю свой долг. Я это уже говорил вам и буду так продолжать!
– Отдайте мне эту бумагу, я требую этого!
– Ваша светлость, если бы вы требовали у меня короны французской, так и это было бы для меня одинаково трудно. Я принадлежу не себе, а ее высочеству, потому что нахожусь на ее службе. Бьюсь об заклад, что если бы принцесса присутствовала при этом, бумаге этой точно так же не бывать бы в ваших руках.
– А! – сказала надменная герцогиня, скрежеща зубами, – вы меня доведете до крайности! И вы, и ваша принцесса поплатитесь мне за эти оскорбления!
– Что же такое вы намерены сделать?
– Ничего или почти ничего. Когда я буду на свободе, надеюсь, когда-нибудь вырвусь же я из ваших рук, тогда я буду говорить всем и каждому, что нашла вас в спальне этой французской девственницы.
– Тут ничего нет удивительного, я был допущен в спальню с ведома многих людей, и это было решено заранее.
– Кто поверит, а кто и не поверит этому смешному оправданию. Всякому придет в голову сомнение, что такой молодой и прекрасный рыцарь, как вы, не мог безнаказанно быть на свидании с глазу на глаз с молоденькой принцессой.
– Герцогиня, ни слова более!
– Молва всюду распространится, что вы пользуетесь ее милостями.
– Небо и земля! Ведь это бесчестная клевета! Как вы смеете добрую славу…
– Полноте, в основании всякой клеветы, как бы она ни была груба, всегда лежит тень истины, и добрая слава принцессы тоже подлежит сомнению.
– А я говорю вам, что это ложь!
– С вашей стороны, это очень великодушно, но совершенно напрасно, влюбленный герой.
Гонтран при этих словах быстро подошел к первой двери с твердым намерением бежать и лучше покинуть вверенный ему пост, чем подвергать малейшей тени подозрения добрую славу королевской внучки.
Но в то время, как он подходил к двери, вдруг кто-то захлопнул ее и быстро повернул ключ в замке. Гонтран остановился как вкопанный.
– Что это значит? – воскликнула герцогиня.
– Сами видите, дверь закрыли на замок.
– Неужели принцесса вернулась?
– Может быть.
– О, горе!
– Вот и все ваши планы разрушены! Вам ничего более не остается делать, как только отворить другую дверь и выпустить меня.
– Кроме этой двери не существует другой.
– Так судьба принуждает меня сидеть взаперти с прелестнейшей женщиной до самого утра?
– Кажется, вы не очень боитесь повредить доброй славе этой женщины.
– Ни вам и никому другому я не желаю вредить, и потому я просил и прошу вас выпустить меня.
Герцогиня Монбазон с любопытством осмотрела этого необыкновенного юношу, задавая себе вопрос, искренне ли он говорит? Ее предприимчивый дух, развращенный современной необузданностью, увлекался приятной возможностью заполучить нового поклонника в лице самого храброго и красивого юноши при дворе.
Но в спальне принцессы слышалось теперь столько шума, что чувство страха внушило герцогине желание во что бы то ни стало выпутаться из опасности.
– Уходите скорее, вот хоть в окно, – сказала она.
Гонтран бросился к окну, но, выглянув в него, тут же отступил.
– Вы находите, что это чересчур высоко? – спросила она презрительно.
– Нет, герцогиня, двор полон людей, и множество лакеев освещают его факелами.
– Вы погубили меня!
У Жана д’Эра недостало духу улыбнуться при страхе женщины, давно уже публично опозорившей себя, и он почтительно поклонился с видом самоотвержения.
– Если здесь вас захватят, погибла моя честь! Что будут говорить?
– Гнусная ложь, герцогиня! Хотя вы сами сказали, что в основании всякой клеветы лежит тень истины.
– А! Так это был с вашей стороны злой умысел? – воскликнула она, сжимая от ярости кулаки.
– Нет, герцогиня, даю вам слово дворянина.
– Кажется, к двери подходят?
– Я спрячусь за полог.
– Нет, это значило бы во всем сознаться… Сядьте вот тут и не двигайтесь.
Она усадила Гонтрана на высокое кресло и закрыла его своим широким и длинным платьем. При ее торопливых движениях несколько раз роскошные плечи чуть ли не касались лица молодого человека. Наконец он не в состоянии был противиться искушению и приблизил к ним свои губы.
