Стефани Блэйк - Великолепная страсть
– Главное, что вы должны помнить, – вам не следует позволить выбить себя из колеи. Вы не должны поддаваться своим чувствам и разрешить себе какую-нибудь выходку, которую наши противники могли бы приписать женской истерии. Вы все знаете, какие у них примитивные представления о нашем поле, – они воображают, что, как только мы получим право голоса, тотчас же перестанем рожать детей.
В этот день дамы – члены организации являли собой образец сдержанности. Они с полным присутствием духа отвечали на все оскорбления, проявляя при этом недюжинное чувство юмора и интеллект.
Когда наступил черед Майры взять слово, она вступила в оживленные дебаты с членом парламента от Манчестера. По мере того как их разговор становился все более бурным, он начинал походить на словесную дуэль двух сильных личностей, в процессе которой оба противника утратили объективность.
Раскрасневшийся член парламента закончил свою речь тем, что, потрясая сигарой, прокричал:
– Вы ведьма, мадам! Вы отбросите Англию на века назад, и ею будут управлять фанатичные амазонки!
– Нет, это как раз вы хотите повернуть время вспять, – возразила Майра. – Вы хотите превратить женщин в некое подобие скота, в домашних животных, в полную собственность мужчин, вы хотите сделать их такими же бесправными, какими они были в средние века. Вы хотите, чтобы они опять стали имуществом мужчин!
– Вы кощунствуете, мадам! Вы посылаете вызов Господу Богу!
Она насмешливо возразила:
– Мистер Черчилль, вы считаете Бога мужчиной или женщиной?
Из уст большинства присутствующих послышался испуганный вздох, будто у них перехватило дыхание. Лицо Черчилля раскраснелось еще больше.
– Вы святотатствуете, мадам! Из Евангелия известно, что наш Создатель мужского пола, но это не значит, что он мужчина в буквальном смысле слова. Но Святая книга утверждает, что Господь создал мужчину по своему подобию.
Майра пожала плечами:
– Ну вот видите! – Она оглядела женщин, сидевших полукругом. – Неудивительно, что большинство женщин несчастны со дня сотворения мира!
В битком набитом зале началось нечто невообразимое. Вены на висках Черчилля вздулись. Глаза его, казалось, вылезут из орбит, настолько он был возмущен. Он был полон ярости и почти не верил, что Майра посмела это произнести.
Наконец он заговорил, но голос его дрожал от обуревавших его чувств:
– Вы замужем, мадам?
– Да, замужем, если это имеет для вас какое-нибудь значение.
– В таком случае вашему мужу нужно как следует отдубасить вас палкой.
– Вы самовлюбленный, надутый осел!
С глазами, потемневшими, как штормовое море, Майра бросилась к своему месту в поисках зонтика. Схватив его, она, размахивая зонтиком, как мечом, набросилась на ошарашенного Черчилля. Он встал и поставил стул в качестве преграды между собой и обезумевшей от ярости женщиной.
– Вы понимаете, черт возьми, что делаете? – возопил он в страхе, в то время как Майра продолжала теснить отступающего врага, гоняя его по авансцене. Ее отвага, находчивость и нежелание уступать никому – ни неотесанному мужлану из толпы, ни уважаемому члену парламента – вызвали к ней симпатию и уважение у большинства присутствующих. Они принялись хлопать в ладоши, свистеть, топать ногами и подбадривать ее.
Кто-то кричал:
– Давай, девочка, действуй! Покажи этому щекастому ублюдку, что почем!
– Не позволяй толстяку запугать себя!
Женщины, члены союза, почувствовали некоторое замешательство. Даже Эммелина Пенкхёрст и ее дочери несколько смутились. Миссис Пенкхёрст торопливо поднялась с места и попыталась встать между Майрой и запуганным ею членом парламента. Но Майра мягко отстранила ее и продолжала преследование.
– Мадам, прошу вас! Возьмите себя в руки! – взывал он к ней.
Но безжалостно, как тигрица, преследующая добычу, она оттеснила его на самый край авансцены. Потом с глазами, горящими упоением битвы, она подняла зонтик обеими руками и обрушила его на голову врага, как боевой топор.
– А-ах! – Завопив, как оглушенный ударом бык, он опрокинулся со сцены в первый ряд зрителей. В этот момент трое английских бобби[31] ринулись на сцену из задних рядов зала. Завязалась отчаянная борьба, когда полицейские пытались утихомирить Майру. Это оказалось нелегкой задачей. Она была крупной и сильной женщиной, и силы ее подстегивались яростью и адреналином, выброшенным в кровь.
Наэлектризованные видом страданий их сестры по движению, дамы отбросили всякие сомнения, ринулись на помощь Майре и ввязались в драку.
– Браво! – закричала Эммелина Пенкхёрст. – Дадим им урок хороших манер! – Она подпрыгнула и, к удивлению присутствующих, извлекла из сумочки небольшой хлыст и принялась хлестать им бобби.
Через несколько минут Фри-трейд-холл превратился в арену беспорядочного побоища, в котором приняли участие все присутствующие, в том числе и зрители, вставшие на одну или другую сторону. Мрачные типы, критиковавшие женское движение, ждали только повода начать драку. Они обрадовались такой чертовски славной потасовке, как назвал происходящее один из ее участников, и это продолжалось, пока не прибыл наряд полиции для того, чтобы усмирить этих бешеных кошек из женского движения, усадить в полицейские фургоны и отправить в тюрьму.
Эммелина и Майра стояли в задней части фургона и бодро махали платками своим союзницам из толпы.
– Чертов сброд, – сказал один мужчина другому. – Так им и надо.
– Разумеется, приятель. Но знаешь что? Пожалуй, в том, что говорила эта Пенкхёрст о сходстве их движения с нашим, когда мы делали только первые шаги в борьбе за свои права, есть доля правды.
– Чтоб мне провалиться, но, думаю, ты не ошибся, Джек. У меня вызывают восхищение все, кто умеет постоять за себя, и не важно, кто это – женщина или мужчина.
Глава 28
Суфражисток поместили в общую камеру вместе по крайней мере с еще десятком арестанток, большинство из которых были проститутками. Многих арестанток содержали в общей камере уже не менее недели, не давая им возможности помыться, сменить одежду или причесаться. Камера кишела вшами, тараканами и прочей нечистью, и от немытых тел исходил ужасный запах, а параши, стоявшие в ряд у стены, были переполнены.
– Но это чудовищно! Бесчеловечно! – задыхалась от негодования Майра. – Интересно, мистер Черчилль или его соратники когда-нибудь заглядывали сюда? Видели они эту чертову дыру?
– Я сомневаюсь, – ответила Эммелина. – И я, по правде говоря, рада, что мы сюда попали.
– Да вы в уме, миссис Пенкхёрст? – возмутилась ее товарка, чья сила воли, а возможно, желудок были слабее, чем у миссис Пенкхёрст. – Я до конца жизни не забуду этого кошмарного унижения.
