Сьюзен Виггз - Огненный рай
Наконец, спустя немало времени, Эштон почувствовал, что жена раскрылась, словно цветок, от взрыва страсти.
В установившейся тишине слышно было только негромкое поскрипывание корабля. Эштон обнял ее.
— Бетани.
— М-м?
— Слова могут показаться бессмысленными после того, что мы испытали сейчас. Но хочу сказать тебе… должен сказать — я люблю тебя. — Глухой удар заглушил последние слова.
— Что? — Она изумленно открыла рот, ухватившись за край постели.
— Я люблю тебя, — закричал он. — Люблю.
Эштон выкрикивал эти слова снова и снова, понимая, что жена может подумать, будто он сошел с ума. Но у него перед глазами было ее лицо, выражавшее восторг. Ветер и волны могли заглушить его слова, но не жаркие чувства его пылких объятий. Снова раздался глухой удар и треск — Эштон вскочил и быстро стал одеваться. Склонившись над постелью, поцеловал жену в последний раз. Раздался рев и грохот, корабль сильно качнуло — крутая волна ударила в его бок, заливая водой маленький иллюминатор каюты.
Шторм, уже несколько часов бушевавший на горизонте, наконец докатился до залива.
Глава 23
Сильно накренившееся судно чуть не вышвырнуло Эштона из каюты — огромная волна накрыла корабль. Бетани испуганно вскрикнула, Эштон мгновенно оказался рядом. Страсть, еще несколько секунд назад оставившая свой след на лице жены, сменилась страхом.
— Эштон! — послышался снаружи крик Финли Пайпера. — Иди быстрее! Если мы что-нибудь не придумаем, де Эстен снова вернет на корабли свои войска!
— Мне нужно подняться наверх, — объяснил Эштон. — Оставайся здесь. — Он наклонился, быстро поцеловал жену и поспешил за Финли. На верхней палубе собравшиеся американцы выражали недовольство по поводу нерешительности де Эстена. Финли быстро изложил Эштону свои предложения.
— Он не мог обстреливать Ньюпорт, когда туда ворвались войска Салливана. Ну, а сейчас вся его забота — о своих бесценных кораблях. А этот упрямый коротышка Понжибо…
Разбушевавшийся шторм прервал его тираду. Все мысли о сражении отпали сами собой — ветер и море представляли более опасного врага, чем вся королевская флотилия. Все усиливающиеся волны чуть не переворачивали судно. Даже после того, как команда убрала все паруса, его продолжало бросать и переворачивать. Эштону хотелось вернуться к Бетани, прошептать слова любви, стоя на коленях, а не кричать, как сумасшедшему, но сейчас нельзя было даже об этом думать, поскольку требовалась его помощь. Скользя между мачтами, он закреплял снасти и задраивал люки; добравшись до незакрепленных вант, попал под огромную волну, и его чуть не смыло в море; ухватившись за перекладину, Эштон упрямо продолжал двигаться вперед, закрепляя снасти и грузы. Шторм продолжался весь день. Наступал вечер, но работа была еще далеко не закончена.
На румпеле Гастон и еще несколько человек пытались справиться с управлением корабля. Рулевой звал на помощь. Пот, смешанный с дождем и морской водой, стекал по лицу Эштона, когда он с трудом добрался до Гастона; сила руля внезапно ослабла.
Глубоко внутри корабля послышался грохот падающих цепей — рычаг управления вырвался из рук Эштона, ударив его по ногам. Согнувшись, он ухватился за него, но тот тоже ослаб.
— Сломался, — закричал Гастон, перекрывая шум шторма. — Руль вышел из строя — теперь судно предоставлено на волю волн.
Француз перекрестился, со страхом вглядываясь на запад. Ничего нельзя было рассмотреть из-за шквала волн, но Эштон чувствовал приближение скалистого побережья, где англичане разместили военные посты.
Он перестал сжимать руль — ни разу еще ему не приходилось чувствовать себя таким обессиленным и беспомощным, даже самая норовистая лошадь никогда не выматывала его так.
— Сходи, отнеси жене поесть, — предложил Гастон. — На камбузе ничего не готовили, но там достаточно пива, вина и сухого печенья.
Эштон похлопал рулевого по плечу и побежал к трапу. Когда он был уже у люка, раздалось оглушительное завывание ветра, и на его глазах стала падать грот-мачта. Огромная балка рухнула на палубу, словно дерево под топором дровосека. Гастон упал, задетый вершиной мачты. Крича о помощи, Эштон и молодой матрос освободили безжизненное тело.
— Его нужно отнести вниз, — закричал матрос, указывая на люк. Они вместе понесли тело. Одной рукой Эштон ухватился за переборку, а второй поддерживал тело Гастона. «Лангедок» сильно качнуло, левый борт опустился глубоко вниз, и всех троих накрыла огромная волна. Мгновение длилось так долго, что показалось, будто они пошли ко дну.
Наконец волна откатилась. Чуть не задохнувшись, Эштон хватал ртом воздух. Молодой матрос исчез.
Проклиная шторм, Эштон один опустил вниз тяжелое тело и закрыл люк. Моряки обступили Гастона, некоторые, не стесняясь, плакали. Эштон отправился к жене и нашел ее сидящей на постели в полутемной каюте, ухватившейся за край кровати. Она изумленно взглянула на Эштона, и он понял, что его вид мог напугать всякого: весь промокший от дождя и морской воды, рубашка прилипла к плечам и груди, на одежде — кровь. Бетани с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, приблизилась к нему.
— Несчастный случай?
— Да, но не со мной — это кровь Гастона, рулевого, он попал под упавшую мачту.
— Ты весь дрожишь. Сними рубашку — будет теплее без нее.
Медленными усталыми движениями он снял рубашку и, нуждаясь только в прикосновении ее рук, упал как подкошенный на постель и мгновенно уснул.
* * *Эштон проснулся в темноте, не понимая, какое сейчас время: могла быть середина ночи, а возможно, предрассветное утро, — небо было полностью закрыто облаками.
Тепло тела, лежавшего рядом, вызвало у него улыбку. Бетани, но сильно напуганная.
На камбузе ему встретились французские моряки и мрачные притихшие американцы.
— Привет. Приключения закончились?
— Да, — ответил лейтенант Римбо, — но согласитесь — жизнь полна неожиданностей.
— Я привык к опасностям, занимаясь лошадьми.
— У этого американца, — обратился Римбо к товарищам, — силы на пятерых: вчера он доказал это на румпеле, и потом, когда тащил вниз нашего Гастона.
Французы уважительно подняли бокалы, приветствуя Эштона. Он ответил тем же и отправился наверх. Сквозь пелену дождя и редкие вспышки молнии была видна английская флотилия под командованием сэра Вильяма Хау, или «Черного Джека».
* * *Волнистые облака — свидетельство улучшения погоды — бежали по ярко-лазурному небу; на рассвете шторм кончился, оставив после себя смерть и разрушения.
