Маргарет Портер - Таинственная незнакомка
Маргарет Эванс Портер
Таинственная незнакомка
Пролог
Лондон
1 мая 1799 года
– Так вы покидаете город?
Ориане самой было трудно в это поверить.
– Я решила, что так будет лучше для всех. – Она не поняла, одобряет ли граф ее решение, так как безразличный тон, каким он задал свой вопрос, и, как всегда, невозмутимое выражение лица не давали возможности угадать его подлинные чувства. Обратившись к присутствующей при ее разговоре с графом гостье, Ориана безмятежно произнесла: – Хэрри, наполни, пожалуйста, бокал его светлости.
Когда хорошенькая черноволосая молодая женщина поднесла к бокалу графа бутылку кларета, темные внимательные глаза лорда Раштона пробежали по стройной женской фигуре и слегка задержались на низком декольте. Ориана тем временем развернула письмо, которое держала в руке.
– Полагаю, что это письмо устранит ваши сомнения, граф. – Опустив слова пылкого приветствиия «Моя драгоценная, любимейшая Анна», она начала читать вслух то, что за этим следовало: – «Мое поведение прошлым вечером заслуживает всяческого порицания. Излишек выпитого бренди не может служить оправданием моей неучтивости. Прошу Вас простить меня и надеюсь вымолить прощение Лайзы, упав к ее ногам. Питаю искреннюю надежду и на то, что при следующей нашей встрече с Вами я уже буду ее мужем. Преданный Вам Мэтью». – Ориана обезоруживающе улыбнулась графу. – Как видите, я не представляю угрозы помолвке вашей дочери.
– Я в этом не уверен.
– Я тоже, – добавила Харриот Меллон. – Мужчина не бросает любовницу только потому, что женился.
– Я вовсе не любовница Мэтью, – возразила Ориана.
Их с Мэтью отношения ни в коей мере не определялись этим словом. Они вообще не поддавались определению.
– Немногие поверят этому после его вызывающего поведения в вашей ложе в театре «Ковент-Гарден», – заметил Раштон.
– Я пыталась выставить его, – сказала Ориана.
– Это правда, – подтвердила Харриот. – Но он был пьян, буянил и наотрез отказался уйти.
– А правда ли, что после окончания спектакля он последовал за вами и забрался в ваш наемный экипаж? – Граф посмотрел на Ориану.
– К сожалению, да. Я не могла вытолкать его, не сделав и без того уже скверное положение еще более скверным, – вполне резонно ответила та.
В карете обезумевший и несчастный Мэтью чертыхался и стонал. Он самый пропащий человек в Лондоне. У него куча долгов. Он смертельно оскорбил леди Лайзу, но она ведь никогда не любила его по-настоящему. С их помолвкой покончено. После долгих и горестных причитаний он вдруг расхохотался как мальчишка и предложил Ориане выйти за него замуж.
– Я не буду спокоен до тех пор, пока Пауэлл и моя дочь не встанут рука об руку перед алтарем, – жестко заговорил граф. – Его безрассудство нанесло непоправимый ущерб вашей репутации. Ваши с ним сложные отношения беспокоили меня много месяцев, и я не раз просил вас не поощрять его.
Накрутив на пальчик завиток своих каштановых кудрей, Ориана ответила:
– Мэтью вовсе не нуждается в поощрении. И успокойтесь, пожалуйста, Раштон. Я улажу это дело, уехав из города.
– А куда вы, собственно, направляетесь?
– В Честер.
Ее ответ явно удивил графа.
– В такую даль?
– Женское филантропическое общество устраивает благотворительный концерт в пользу бедных женщин, недавно ставших матерями. Миссис Биллингтон не имеет возможности выступить, а миссис Крауч не желает. И Анна Сент-Олбанс получила приглашение петь в этом концерте.
Ориана сделала глубокий реверанс.
– Это достойный повод, – заметил граф.
– Затем я проследую в Ливерпуль, чтобы выступить там в театре «Ройял» – уже ради собственного обогащения. Друг Хэрри мистер Эйкин предлагает гонорар достаточно большой, чтобы покрыть дорожные расходы. – Просияв улыбкой, Ориана заключила: – Полагаю, что дамы в Чешире и Ланкашире будут столь же рабски копировать мои платья, как и дамы в Лондоне.
Ориана взглянула на шелковые цветочки и ниспадающие с них ленточки – «корсаж Сент-Олбанс», – украшающие лиф ее платья. Подол платья был отделан пышной оборкой с пропущенной сквозь нее бледно-розовой лентой – «оборка Сент-Олбанс». Из-под оборки выглядывали носки туфель, цвет которых именовался в Лондоне «голубым Сент-Олбанс». Способность Орианы создавать новую моду считалась непревзойденной.
Она обратилась к графу:
– Мои дружеские усилия, направленные на восстановление помолвки вашей дочери, лишат меня возможности присутствовать на скачках в Эпсоме и Аскоте. Единственное мое утешение – скачки в Честере на золотой кубок Гросвенора, туда я, к счастью, попаду непременно.
– Поистине одержимая скачками, – пробормотал граф. – Уж эта ваша стюартовская кровь, будь она проклята.
Три пары глаз устремились на портрет короля Карла II, висевший на стене рядом с портретом Нелли Гуинн из театра «Друри-Лейн», любовницы короля. Вглядываясь в изображение своего прапрадеда, Ориана вспомнила, что он нередко пренебрегал общественными интересами ради собственных желаний.
Она же жертвовала собственными удовольствиями, удаляясь из Лондона в разгар светского и театрального сезонов и на время главных скачек года. Она расставалась со своей наперсницей Харриот, со своим другом Мэтью, с уютным домом на Сохо-сквер и так далее и так далее, и такая перспектива ее отнюдь не радовала. Однако остаться в городе значило бы оказаться замешанной в скандале, как это уже случилось три года назад. Последствия того скандала были весьма серьезными.
Ориана пересела на диван, взяла в руки неаполитанскую мандолину и, перебирая струны, проговорила:
– Все мои песни будут грустными, и слушатели прольют море слез.
Лицо графа смягчилось.
– Я отправлю на основные почтовые станции по пути вашего следования в Честер своих лучших упряжных лошадей. Воспользуйтесь ими, я на этом настаиваю.
Ориана вполне могла бы оплатить дорогу, однако не видела причины отказываться от столь великодушного предложения.
– Благодарю вас. Мне не придется беспокоиться, будут ли хорошими условия поездки. Со мной поедет служанка Сьюк. Ее родные живут в тех местах, и ей очень хочется с ними повидаться.
Граф написал короткие извещения на те почтовые станции, где Ориане и ее служанке придется делать остановки, и сообщил название лучшей гостиницы в Честере. Затем взял руку Орианы в свои.
– Если упомянете в этом графстве мое имя, вас везде будут обслуживать наилучшим образом.
Коснувшись сухими губами пальцев Орианы, граф учтиво поклонился, кивнул Харриот и удалился.
– Он такой холодный и неприступный, – заметила Харриот, провожая взглядом городскую карету графа, проезжавшую мимо окон гостиной.
