Евгения Марлитт - Графиня Гизела
Это движение придало решимости этому человеку… Он пошел к двери и отворил ее. На пороге он остановился: в открытое окно дыхнул ночной ветер и стал раздувать пламя стоящей на письменном столе лампы; пламя чуть-чуть не задевало оконный занавес.
Министр злобно усмехнулся. Мгновение он следил за пламенем, которое так и льнуло к материи. Невольно рука его протянулась, как будто он хотел прийти к нему на помощь… Впрочем, для чего? Замок был застрахован очень хорошо, а танцующие там, внизу, успеют двадцать раз убежать, прежде чем потолок рухнет им на голову…
Он медленно запер дверь и тихими, едва слышными шагами пошел по анфиладе комнат. Перед будуаром своей супруги он остановился и стал прислушиваться: оттуда раздавались стоны… Теперь невыразимое отчаяние, подавляемое до сих пор, овладело всем существом этого человека. Женщина, так горько плакавшая там, была его богом, единственным существом, которое когда-либо он любил и жгучая страсть к которой до сих пор еще не остыла в нем, несмотря на его лета.
Он тихо вошел в комнату и остановился.
Прекрасная Титания лежала на кушетке. Лицо ее скрыто было в подушках, на грудь и спину роскошными волнами падали черные, как ночь, волосы, а белые, обнаженные по самые плечи руки безжизненно свисали, перекинутые через мягкую атласную спинку кушетки; только маленькие ножки не лишены были своей энергии: они попирали брошенный на пол брилиантовый венок из фуксий и, казалось, готовы были втоптать его полностью в пол.
– Ютта! – воскликнул министр.
При этом восклицании, полном мольбы и отчаяния, она вскочила, словно укушенная тарантулом. С диким жестом откинула она назад волосы со своего лица и встала на ноги.
– Что тебе от меня надо? – закричала она. – Я знать тебя не хочу! И не хочу иметь с тобой дела!
Она протянула руку по направлению к салону, где был князь, и язвительно захохотала.
– Да, да, у стен были уши, господин дипломат великолепный, и я наслаждаюсь тем преимуществом, что великую государственную тайну узнала несколькими часами ранее, чем остальная публика!.. Муки ада не могут быть так утонченны, как те, которые я испытывала там, стоя за дверью!.. Ваше превосходительство, – продолжала она с уничтожающей насмешкой, – я поражена была насмерть, услышав, каким восхитительным образом мистифицировали вы княжескую фамилию!.. А вот валяется здесь сокровище, – она с презрением пнула ногою венок из фуксий, – которым вы с таким удовольствием украшали «ваше божество»!.. Как возрадуются, как восторжествуют злые завистники при неоцененном открытии, что бриллиантовая фея, в смешном неведении, осыпана была богемскими стеклами!
И маленькие ручки в бешенстве принялись рвать на себе волосы.
Министр нетвердой походкой подошел к ней – она отбежала в сторону, протянув руки.
– Не смей касаться меня! – угрожала она. – Ты не имеешь более никакого права на меня!.. О, кто возвратит мне потерянные одиннадцать лет!.. Мою молодость, красоту я отдала вору, плуту, нищему!
– Ютта! – В эту минуту человек этот снова овладел собой. – Ты теряешь рассудок, – сказал он строго. – В подобные моменты я всегда давал тебе вволю накричаться, как избалованному ребенку. Но теперь у меня нет на это времени. – С кажущимся спокойствием он скрестил руки на груди и продолжил: – Хорошо, ты права, я обманщик, я нищий; у нас не останется и подушки, на которую мы могли бы преклонить голову, если все они явятся и предъявят свои законные права… Ты ни единого упрека никогда не слыхала от меня, но если эти несколько минут ты решилась употребить на то, чтобы насмехаться надо мною, то и я тебе скажу, для кого я разорился… Ютта, припомни и сознайся, как с каждым годом нашего брака твои требования возрастали все более и более, сама княгиня не могла под конец поспорить с блеском твоих туалетов… Я постоянно без возражения исполнял твои желания. Моя безумная слепая любовь к тебе делала меня послушным орудием твоего безграничного тщеславия… Смешным ребячеством звучит твоя жалоба о потерянных одиннадцатых годах нашего брака – они дали тебе возможность наслаждаться жизнью! Руки твои могли буквально утопать в золоте.
Баронесса стояла все это время отвернувшись, теперь она повернула голову и бросила на него взгляд, полный злобы.
– О, ты отлично знаешь старую песню, которую постоянно тянет весь свет, когда дело доходит до разорения: «Виновата жена!» – вскричала она со смехом. – Жаль, милый друг, что я так часто бывала свидетельницей несчастья, доводившего тебя до отчаяния в Баден-Бадене или в Гамбурге и тому подобных местах, обладающих сильным магнитом – зелеными столами! При подобных обстоятельствах я всегда убеждалась, что и твои руки отлично могли утопать в золоте, или ты захочешь утверждать, что всегда вел законную игру?
– Я нисколько не намерен тратить слова на свою защиту… Кто, как я, сознательно вступил на тот темный путь…
– Да, темный, темный! – перебила она его, подступая ближе. – Превосходительство, конечно, рухнуло, – прошипела она. – Барон Флери спустился с высоты своего величия и вступил на единственное оставшееся ему поприще – помощника банкомета!
– Ютта! – проговорил он и схватил с силой ее руки.
Она вырвала их и бросилась от него к двери.
– Не смей приближаться ко мне – ты наводишь на меня ужас! – вскричала она. – Ты весьма хитро начинаешь свое дело, навязывая мне вину, хочешь принудить меня нести с тобою ее последствия!.. Но не заблуждайся! Я никогда не последую за тобою, не разделю твоего позора и нищеты! Мои обязанности перед тобой более не существуют… Если в эти ужасные часы я и чувствую небольшое утешение, так это от сознания, что нравственно я никогда не была связана с тобой, – я никогда тебя не любила!..
Это было последним ударом, разразившимся над человеком, на которого с завистью устремлены были взоры окружающих, и этот удар, нанесенный очаровательными женскими устами, был самым жестоким из всех, обрушившихся на его голову.
Министр, шатаясь, направился к двери, как бы намереваясь оставить комнату, но ноги отказались служить ему; закрыв лицо руками, он прислонился к стене.
– Несмотря на все клятвы твои и уверения, ты никогда не любила меня, Ютта? – проговорил он с усилием, прерывая мертвое молчание в комнате.
Жена с диким торжеством энергично покачала головой.
На губах его появилась горькая усмешка:
– О женская логика!.. Эта женщина безжалостно отталкивает от себя обманщика и при этом с милой наивностью объявляет мужу, этому самому обманщику, что она в продолжении одиннадцати лет обманывала его!.. О, ты еще сделаешь карьеру – пред тобою лежит еще несколько лет молодости и красоты; но конец этой карьеры… Ну, я хочу быть скромнее тебя и не стану рассказывать этим стенам, каков будет конец карьеры ее превосходительства баронессы Флери!
