Джил Грегори - Сладкая мука любви
Черт возьми, он любил этого парня, любил Бо, любил Дороти – и ничего постыдного в этом не было. Любовь была не слабостью, а силой, без нее жизнь превращалась в безжизненный остов.
Все то, что Джед годами запрещал себе, внезапно с силой обрушилось на него. Он пошатнулся. Такер тотчас подхватил его под одну руку, Эмма под другую.
– Где у вас лекарство? – спросила она с искренней заботой, так тронувшей его однажды.
Джед молча покачал головой. Недомогание было тут ни при чем, и все же именно сердце виновато в этой внезапной слабости. Сердце с его умением чувствовать раскаяние, печаль, любовь.
С минуту он молча всматривался по очереди в лица своего сына и дочери своего врага, собираясь с духом. Ради Такера и ради милой, доброй, прекрасной девушки, которую тот любил.
– Вот что, – начал он, по обыкновению хмурясь, – на самом деле я всегда знал – да, черт возьми, знал, – что ты победил честно! Но не всегда нам под силу признать свою ошибку. Если бы в тот вечер я не перебрал лишнего и не поставил сдуру землю на кон… словом, я один виноват в том, что остался с половиной ранчо вместо целого. Так что, Маллой? Станется с нас забыть прошлое? Шестнадцать лет мы с тобой думали только о себе. Пора, черт возьми, подумать о том, что лучше для наших детей!
– Хорошо сказано, Гарретсон, – одобрил Уин хрипловатым от волнения голосом.
Две огрубевшие от работы руки одновременно протянулись навстречу друг другу, ненадолго встретились в крепком пожатии и снова отдернулись. Недавние враги, слегка потрясенные случившимся, одновременно сделали шаг назад.
– Только ради детей? – вмешалась Коринна. – А как насчет внуков?
Остальные дружно повернулись и уставились на нее. Экономка густо покраснела.
– А что я такого сказала? – спросила она с вызовом. – Я вовсе ничего и не имела в виду, если хотите знать! Ох, Эмма, прости, что я проболталась!
– Вчера вечером я сказала папе и Коринне, Такер, – объяснила Эмма, виновато заглядывая ему в глаза, так как секрет выплыл наружу раньше, чем они успели обговорить все между собой. – Все потому, что они без устали потчевали меня за ужином, а я отказывалась, и они не могли понять почему, раз у меня весь день крошки во рту не было.
– Ничего страшного, – успокоил Такер, обнимая ее. – Я тоже вчера сказал отцу, так что, выходит, это ни для кого не секрет.
– Да уж, мисс, так вышло, – примирительно произнес Джед, давая сыну звучный дружеский шлепок по спине. – Остается решить, когда свадьба. И где. По мне так лучше «Кленов» места не придумаешь. Гостиная у нас будет побольше, чем здесь, – объявил он не без удовольствия, придирчиво обводя взглядом помещение. – Она, правда, немного запущена, ну да женскому полу не составит труда ее обновить, было бы желание. Такер, ты что скажешь? Твоя мать была бы рада…
– Нет уж, – перебил Уин, в свою очередь, воодушевляясь. – Если у нас мала гостиная, то уж холл вместит много народу, да и столовая не уступит. Коринна, где то платье, в котором венчалась мать Эммы? Я так и вижу, как моя доченька спускается по лестнице во всех этих кружевах. По-моему, выдавать замуж должны в собственном доме.
– Скажите на милость! – фыркнул Джед. – Скоро ее дом будет в «Кленах»! Ты же не думаешь, Маллой, что Такер переберется сюда? Вот это был бы срам так срам! И потом, мой внук должен родиться на ранчо, которое потом перейдет к нему по наследству.
– То же самое я могу сказать про «Эхо»! – повысил голос Уин. – И потом, почему это внук, Гарретсон? С тем же успехом может родиться девочка!
– Девочка? Да ты спятил, Маллой! – вскипел Джед. – Сразу видно, что глуп, как пробка! Не отличишь сено от соломы! Разуй глаза, ведь твоя дочь начала зеленеть с самого первого дня, в точности как моя жена, которая родила мне двух парней! Ясно как день, что родится мальчик!
– Тоже мне повитуха! – рявкнул Уин. – Я нутром чую, что родится девочка, а ты просто старый болван, Гарретсон! Это будет девочка, и прехорошенькая, как ее мать, так что…
– Хватит уже! – во весь голос завопила Коринна и для большей убедительности грохнула сковородой об стену.
Оба спорщика опомнились и умолкли. Некоторое время в гостиной царила неловкая тишина.
– Значит, свадьба, да? – ехидно осведомилась экономка. – А я думала, что сначала делают предложение и принимают его.
– Хм… ты уже… того? – спросил Джед сына.
– Я пытался, но вы двое так орали, что я сам себя не слышал.
– Мы уже молчим, молчим! Не тяни время, парень, говори, что надо. И не вздумай стесняться, считай, что нас тут нет. Ну, чего ждешь?
– Не торопи его! – не выдержал Уин. – Не хватало еще, чтобы моей дочери делали предложение на бегу! Эмма имеет право…
– Право голоса в этом вопросе, – перебила та. – Папа, дай же нам наконец разобраться самим! Я согласна, Такер.
– А я еще ни о чем не попросил! – прорычал он, испепелив взглядом обоих отцов, чьи сварливые характеры испортили романтический момент.
Он-то намеревался сделать предложение по всем правилам – наедине, преклонив колено, с цветами в руках. Потом он хотел официально обратиться к Уину Маллою с просьбой вверить ему судьбу дочери. В конце концов, такая возможность выпадает только раз в жизни!
– Солнышко, не хочешь подождать, пока я скажу нужные слова? – спросил он и, смягчившись, улыбнулся.
– Ну, если ты так настаиваешь…
– Что, при всех?
– Почему бы и нет, если они дадут страшную клятву молчать как рыбы.
– Эмма совершенно права, и я со своей стороны обещаю… – начал Уин.
– Если ты сейчас же не покончишь с этим, парень, я просто не знаю, что сделаю… – вторил ему Джед.
– Да что же, мне придется стрелять в воздух, требуя тишины? – Такер вдруг заметил, что яростно сжимает в руке поникший букет вместо револьвера. Он положил его на стол, потом схватил снова и рывком протянул Эмме. – Это тебе!
– Как мило, Такер! Какой приятный сюрприз! – воскликнула девушка, и веселые бесенята в ее глазах вызвали в нем желание стиснуть ее в объятиях.
Но это могло и подождать. Не то чтобы очень долго, но могло.
– Я рад, что тебе понравилось. – И Такер опустился на колено, в то время как три пары глаз критически следили за каждым его движением.
В душе проклиная и отца, и Маллоя, и экономку, он вытер со лба обильную испарину и рванул ворот рубашки, «с мясом» оторвав пуговицу.
– А теперь, – решительно сказал он, – я хочу задать тебе один вопрос, Эмма.
Та выжидающе приподняла бровь, перебирая ромашки и колокольчики, лежащие у нее на коленях. Глаза ее все так же смеялись, и внезапно Такер забыл обо всем, и в первую очередь о своем глубоком предубеждении против семейной жизни. Возможно, оно было не таким уж и нелепым, когда речь шла о любой другой женщине. Но Эмма – совсем другое дело, с ней клетка вполне могла обернуться райским садом.
