Жюльетта Бенцони - Мария — королева интриг
«Мой кузен, мне понятны все причины, заставляющие вас желать отдыха, и, учитывая состояние вашего здоровья, я желаю не меньше вашего, чтобы вы отдыхали, при условии, что вы обретете отдых в ведении моих дел. Хвала Господу, все встало на свои места с тех пор, как вы рядом со мной, и я всецело вам доверяю.
Не обращайте внимания на пересуды! Я заставлю замолчать клеветников, порочащих вас. Будьте уверены, что я никогда не переменюсь к вам и, кто бы ни нападал на вас, я всегда буду вашим секундантом».
На другой день после прибытия в замок призрачная эйфория от путешествия улетучилась. В тот день, прослушав мессу в часовне главной башни замка (теперь от примитивной феодальной постройки почти ничего не осталось), Людовик отправился поздороваться со своей матерью, беседовал с ней некоторое время, после чего уехал охотиться на кабана.
Разговор с сыном, без сомнения, доставил удовольствие флорентийке, поскольку она поспешила поделиться со своей невесткой.
— Благодушие вашего супруга никогда не перестанет очаровывать меня, дочь моя, — сказала она. — В то время как герцог де Вандом пытается поднять против него Бретань, а в Тампле Великий приор не скрывает своей симпатии к врагам королевства, он предлагает им мир еще до того, как в дело вступило оружие! Это показатель величия души, вы не находите?
— Конечно, мадам, но как король намерен это осуществить?
— Гонцы отправлены, один в Ренн, другой в Париж, чтобы пригласить Вандомов начать переговоры и попробовать найти общий язык. Война — это всегда несчастье, а вы знаете, как мой сын экономно проливает кровь своих солдат и своего народа… Вандомы — ваши друзья, я полагаю?
— Это громко сказано! Если только герцогиня Франсуаза, милейшее и милосерднейшее создание на свете, но я не имела случая встречаться с герцогом, как, впрочем, и с Великим приором!
— Ну, это легко поправить, поскольку они оба приедут сюда. Младшему особенно будет что рассказать нам.
Выплюнув по обыкновению несколько капель своей желчи, королева-мать удалилась своей тяжелой поступью, от которой скрипел паркет королевского дворца. После ее ухода обычно воцарялось молчание, но на сей раз Мария не дала ему долго продлиться. Она пожала плечами и рассмеялась:
— Подумать только, она убеждена, что доставляет нам кучу неприятностей! Герцог Сезар не рискнет покидать Бретань. Что до его брата, то ему я отправила письмо.
Однако три дня спустя Александр де Вандом прибыл в Блуа. Несмотря на предупреждение мадам де Шеврез, он не сумел устоять перед приманкой, протянутой Ришелье из постели: возможность заполучить Адмиралтейство, оставшееся вакантным после одного из Монморанси.
Оказанный ему прием не вызвал никакой тревоги. Король выглядел если не приветливым (нельзя все же слишком много от него требовать!), то по крайней мере весьма любезным, и выражал удивление по поводу того, что Сезар де Вандом не откликнулся на его приглашение.
— Он может приехать в Блуа, — сказал король. — Даю вам слово, что ему причинят не больше вреда, чем вам.
Эта уверенность придала Великому приору сил, и, косясь на Адмиралтейство, он уговорил старшего брата приехать для переговоров. В самом деле, было необходимо, чтобы Сезар отказался от своих собственных притязаний на морской флот, на который он давно зарился. Разве не идеальный был бы пост для хозяина Бретани, этого края моряков? И Александр де Вандом устроил так, что, несмотря на свою подозрительность и ненависть к Людовику XIII (как будто не он был первым сыном Генриха IV), Сезар, как обычно гордый и высокомерный, явился в Блуа.
В ту пору ему было тридцать лет, и выглядел он великолепно. Высокий, светловолосый, атлетического телосложения, он унаследовал от Беарнца голубые глаза и нос Бурбонов, однако, за исключением храбрости, ни отцовский характер, ни его любовь к женщинам не передались сыну. Несмотря на то что его жена, Франсуаза Лотарингская, родила Сезару троих детей, всем была известна его выраженная страсть к юношам и даже подросткам. Как и его жестокость, спесь и абсолютная недипломатичность, которую ему заменяла хитрость. И после всех клятв, что он никогда больше не увидит своего брата, кроме как на портретах, Сезар де Вандом счел честным изобразить счастливую улыбку при виде короля и заверить его в своей преданности.
— Брат! — воскликнул Людовик. — Как же мне не терпелось вас вновь увидеть!
Совсем иные чувства испытывала Мария Медичи, не желавшая знаться с детьми Габриэллы д'Эстрэ, воспоминания о которой были ей ненавистны, поэтому она не выходила из своих покоев все время, что они находились в замке.
Ее терпение, по правде сказать, подверглось не слишком долгому испытанию. Следующей же ночью, в три часа пополуночи, мсье Дю Алье и маркиз де Мони арестовали обоих Вандомов именем короля, после чего по реке, под надежным эскортом, перевезли их в замок д'Амбуаз, откуда их затем переправили к д'Орнано в Винсен.
Их появление в Блуа вызвало тревогу у Марии, их арест поверг ее в ужас. К тому же практически одновременно она узнала о скором прибытии мадемуазель де Монпансье. Нужно было срочно что-то предпринять, пользуясь отсутствием кардинала, который все еще не присоединился к королю, но должен был совсем скоро появиться. Людовик XIII написал ему следующее:
«Мой кузен, сочтя необходимым арестовать моих кровных братьев, герцога де Вандома и Великого приора, ради блага государства и спокойствия моих подданных, я хотел бы известить вас об этом и просить вас приехать ко мне так скоро, как только позволит вам ваше здоровье. Жду вас здесь и молю Господа о том, чтобы вы, мой кузен, всегда пребывали под Его святым покровительством».
Мария решила, что для Шале наступило время действовать. Это будет не так уж сложно, тем более что принц, весьма недовольный тем, что его невесту хотят почти насильно запихнуть к нему в постель, вновь начал капризничать. Чтобы выйти из этого положения, существовал единственный способ: похитить Гастона, пока еще не поздно, и вывезти его за пределы Франции…
К удивлению Марии, ее воздыхатель попытался ее отговорить. В конце концов, этот брак не так ужасен, даже если родится ребенок. Во-первых, нет никакой уверенности в том, что это будет мальчик, к тому же король, похоже, чувствует себя гораздо лучше, и ничто не мешает ему сделать ребенка своей жене, с которой он проводит почти каждую ночь.
Мария не стала спорить, она была слишком хитра, чтобы не понять, что скрывается за этим внезапным благоразумием: Шале наслушался пения сирены по имени Ришелье, который, должно быть, наобещал ему золотые годы! Между тем Шале продолжал:
— В любом случае я не представляю, как мы сможем теперь этому помешать: король только что отправил маркиза де Фонтене с отрядом из пятидесяти рейтаров в Париж за мадемуазель де Монпансье. Как только она окажется здесь, брак можно считать решенным делом!
