Жюльетта Бенцони - Жажда возмездия
— Причина одна-единственная: герцог Рене здесь.
Он вынудил отступить бургундцев, став во главе эльзасской кавалерии, а я, как обычно, был с ним рядом. Он сам сейчас будет здесь.
— Что произошло? Ты увидел в нем будущего полководца? Как только он чувствует, что проигрывает, то сразу бежит якобы за подмогой… и больше его не видно. Все это время жители Лотарингии испытывали всю тяжесть войны… Герцог Карл, который называет его мальчишкой, знает, что говорит, а ты, как я поняла, стал его кормилицей?
Деметриос рассмеялся, и в этом смехе было что-то жестокое.
— Легко обвинять, когда не знаешь, как защититься! Ты забыла кровную клятву?
— Нет, я ее не забыла, я выполнила то поручение, которое возложил на меня король Людовик. Я разрушила союз между бургундцами и Кампобассо, но один только бог знает, чего это мне стоило! Бог и, наверное, Эстебан, потому что он, видимо, присоединился к тебе?
— Да. Он рассказал мне, что ты, должно быть, пережила…
— Без него я бы не осталась в живых, но мои трудности, кажется, не тронули тебя? Меня чуть было не казнил герцог, я едва не умерла под шпагой Кампобассо… я потеряла… Филиппа, которого едва успела найти, и для того, чтобы на поле сражения развевался флаг с его гербом, я оказалась здесь.
Слезы, которые звучали в ее голосе, увеличивали ее негодование, и она злилась на себя за то, что выказала слабость перед греком. Она думала, что он ей друг, но стоило маленькому лотарингскому герцогу встать между ними, как он превратился в безжалостного врага.
— Браво! Я вижу, что ты стала примерной бургундкой, подругой того самого герцога, которого поклялась уничтожить!
— Я не стала его подругой, — возразила Фьора, — он был добр ко мне. Он старался облегчить мою боль и даже объяснил, почему не смог защитить Жана де Бревай, хотя любил его…
— И ты, конечно, ему поверила. Когда хочешь верить, это так просто!
— И так просто отрицать реальность, когда хочешь остаться слепым! Только мне еще хотелось бы знать, что ты сам сделал для того, чтобы сдержать клятву?
— Гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Мне известно, что судьба предназначила Рене II быть победителем Карла, что он сегодня и доказал.
— Если твой герцог и победил, то ведь не один?
Я бы сказала, что в этом заслуга швейцарцев. Но скажи, Деметриос, если тебе так нужна смерть герцога Карла, почему ты не хочешь встретиться с ним? Чужеземный врач, тебе ведь это так просто, тем более что он болен?
Пойди и убей его. Нет? Тебе это не подходит? Наверное, живым тебе оттуда не выбраться, а что-то говорит мне, что сейчас ты очень держишься за свою жизнь!
— Не более, чем раньше, но мне еще много предстоит сделать! А кстати, тебе было бы легко избавить от него землю, которую он попирает своей гордыней и безумством. Например, вот этим…
Деметриос вынул из кожаного мешочка, который висел на его поясе, небольшую склянку и поднес ее к свету свечи.
— Три капли, и Карл уже не сможет убивать людей!
Ты слышишь эти крики? Швейцарцы держат слово и убивают всех подряд. Он поступил бы так же, если бы одержал победу! Это — чудовище, постоянно жаждущее крови!
Он мог бы говорить и дальше, но Фьора его уже не слушала. Она с отвращением смотрела на этот небольшой пузырек, который грек держал кончиками пальцев.
— Нет. Никогда в жизни ты не сделаешь из меня отравительницу! Я говорила тебе об этом во Флоренции.
Яд — это недостойное оружие.
— Хорошо, — согласился Деметриос и поставил склянку на стол. — Ты можешь использовать любое средство, которое тебе понравится, но знай одно: как только умрет бургундец, я верну тебе твоего мужа!
— Филиппа? Разве он еще жив?
— Да. Я тоже был в Грандсоне, на этот раз без герцога Рене. Я нашел Селонже на поле боя. Я увез его оттуда, вылечил и спрятал в таком месте, что ты без моей помощи не сможешь его найти.
— Филипп жив… Боже мой! Значит, вы иногда прислушиваетесь к молитвам и исполняете их?
— Оставь бога в покое! Время идет. Карл Смелый должен исчезнуть, поняла? Думай обо мне все что хочешь, но ты — единственная, кто к нему близок. Тогда действуй! Он должен умереть…
После этих слов Фьора неожиданно обрела полную ясность мыслей. Гордо выпрямившись, она смерила взглядом того, кого так долго считала своим другом:
— Что же ты за человек, Деметриос Ласкарис, чтобы осмеливаться на такое? Твоя слепая ненависть не дает тебе здраво оценить жизнь, и мне страшно за ту мою кровь, которая смешалась с твоею.
— Тебе так дорог этот Селонже, хотя ты прекрасно знаешь, что он забыл тебя? Вспомни о той молодой женщине…
— Это вдова его старшего брата, который умер много лет назад. Но я что-то не понимаю, почему это тебя так интересует? Иди своей дорогой, а я пойду своей.
В это время в палатку вошли два человека. Один из них был Панигарола, в грязной и окровавленной одежде, другой — белокурый юноша, довольно изящный, на котором был надет поверх доспехов короткий золотистый плащ с двойным белым крестом и с рукавами белого и красного цветов. Увидев, что Деметриос опустился перед ним на колени, Фьора поняла, что это герцог Рене.
— Она здесь! — воскликнул миланец и взял Фьору за руку. — Монсеньор, вот та молодая женщина, о которой я вам говорил, и она, слава богу, жива!
— Я от этого в восторге, мессир Панигарола! Было бы весьма печально, если бы с такой дамой что-нибудь случилось!.. И я понимаю, почему вы из-за нее так рисковали…
— Риск был не так велик с той минуты, как я заметил ваше знамя, монсеньор. Я знал, что вы заставите уважать и мое!
— До чего бы мы все докатились, если бы начали убивать дипломатов? А теперь идите и ни о чем не волнуйтесь. Мой знаменосец и четверо всадников вас проводят. Я приветствую вас, мадам, и искренне надеюсь снова вас увидеть… в менее трагических обстоятельствах.
Ничего не сказав, Фьора преклонила колено и вышла, не взглянув на Деметриоса.
Но когда она увидела, что творится вокруг, сердце ее болезненно сжалось. Шла настоящая резня. Это была страшная картина, чудовищный ад, и она в конце концов закрыла глаза и изо всех сил зажала ладонями уши, чтобы не слышать криков раненых и умирающих, и предоставила Панигароле вести ее лошадь вместе со своей. Только когда крики стали затихать, она поняла, что жуткий лагерь смерти остался позади.
— Вы можете открыть глаза, — наконец сказал миланец, — мы одни.
Она послушалась и попыталась ему улыбнуться, но это похвальное усилие осталось безрезультатным.
— Как мне вас благодарить? Ведь вы пришли за мной в самый ад!
— Это мог сделать только один я. Герцог был вынужден бежать, и его сопровождали всего несколько копейщиков. Я еще никогда не видел его таким потерянным, почти лишившимся рассудка. Мне показалось, что он хотел погибнуть, люди с трудом увели его. Но давайте подумаем о вас! Если вы в силах, поедем как можно скорее в Обрэ. Судя по тем слухам, что дошли до меня, швейцарцы бросили преследование и, поняв, что победили окончательно, решили основательно разграбить город. Надо поехать найти донну Леонарду и молодого Баттисту.
