Джулиана Грей - Неприступный герцог
— Я все сделаю, Абигайль, а вы уложите синьора герцога в постель. Он выглядит как человек, проделавший долгий путь.
— Очень долгий, — эхом отозвался Уоллингфорд.
Уоллингфорд, взволнованный и потрясенный, шагал по знакомому коридору. Сквозь стекла в крошечных арочных окнах доносился шум праздника и буханье проклятой трубы. Камни древних стен слились перед глазами в одно расплывчатое пятно.
У него есть сын. Крошечный человечек из плоти и крови, зародившийся в чреве Абигайль от его семени во время акта любви. Его сын. Сознание ласкали слова «мой сын».
Уоллингфорд остановился, закрыл глаза, и взгляд темных глаз Артура проник в его душу, а его маленькая теплая головка тронула сердце.
Что-то сжало его руку.
— Тебе нечего сказать? — услышал он осторожный вопрос.
Абигайль, его законная жена, стояла рядом и крепко держала его за руку. От нее пахло молоком, теплом и воском свечей.
Уоллингфорд покачал головой, подхватил жену на руки и без слов понес ее по коридору в восточное крыло, где когда-то располагалась ее комната — в самом конце коридора. Уоллингфорд начал целовать жену, едва пнув ногой тяжелую дверь. Абигайль застонала и страстно ответила на поцелуй. Ее руки коснулись волос мужа, потом спины и вцепились в поношенную куртку. Уоллингфорд пошатнулся от такого неожиданного нападения, и дверь с щелчком захлопнулась за его спиной.
Губы Абигайль блуждали по его лицу.
— Ты вернулся, — прошептала она, и ее голос сорвался.
— А ты думала, не вернусь?
— Не знаю. О Господи, каждый день, каждую ночь я надеялась… — Абигайль замолчала и заплакала, уткнувшись в плечо мужа.
— Не надо, любовь моя. Теперь я с тобой. — Уоллингфорд осторожно поставил жену на каменный пол, не переставая при этом сжимать ее в объятиях. Он едва не задохнулся от восхищения, когда теплое тело Абигайль прижалось к нему. Он гладил жену по спине и волосам и шептал: — Конечно же, я вернулся, моя любимая жена, конечно же, я вернулся.
Руки Абигайль обняли его за талию, ее грудь прижалась к его торсу, едва не вываливаясь из выреза нелепого платья. Год назад он снял с нее точно такое же платье в лодочном сарае, когда луна заливала озеро серебристым светом.
Пальцы Уоллингфорда задрожали, когда он нащупал крючки на спине. Лиф платья Абигайль пополз вниз, а голова запрокинулась, являя взору красивую шею, посеребренную светом луны. Он поцеловал пульсирующую на шее жилку, покрыл поцелуями подбородок, одновременно стягивая платье и воюя с корсетом.
Платье упало к ногам Абигайль, за ним последовал корсет, и вот она уже стояла лишь в тонкой полупрозрачной сорочке, под которой четко вырисовывались темные соски.
Уоллингфорду хотелось медленно наслаждаться близостью с женой и в то же время хотелось овладеть ею без промедления. Его пальцы дрожали от еле сдерживаемого желания.
Абигайль открыла глаза, сдернула с плеч мужа подтяжки и принялась расстегивать пуговицы.
— Ради всего святого, перестань на меня таращиться и уложи поскорее в постель.
При слове «постель» мысли Уоллингфорда улетучились. Он накрыл губы Абигайль своими, и они вместе попятились к кровати, смеясь, путаясь в разбросанной по полу одежде и страстно целуясь. Они упали на кровать, и разгоряченный жезл Уоллингфорда коснулся живота жены.
— О Боже, — пробормотал он сквозь череду поцелуев, не слыша собственного голоса из-за шума в ушах.
— Пожалуйста! Скорее! — выдохнула Абигайль.
Уоллингфорд тихо засмеялся.
— Уже? Я думал, ты захочешь, чтобы я…
— Немедленно!
Что ж, нельзя разочаровывать собственную жену. Уоллингфорд приподнялся на локтях. Рука Абигайль обхватила его жезл и направила в себя.
Уоллингфорд судорожно втянул носом воздух — она была такой горячей, такой влажной.
— А ты уверена, что тебе уже… можно? — процедил он сквозь стиснутые зубы.
— Господи, да!
Он подался вперед и погрузился в разгоряченные глубины.
— Уоллингфорд, Боже мой! — пропела Абигайль.
Прошел целый год с тех пор, как он в последний раз лежал в постели с женой. Целый год с тех пор, как он чувствовал под собой ее податливое тело, шелковистую кожу, мягкие груди и обнимающие талию ноги. Абигайль вздохнула, и он вновь подался вперед, изо всех сил стараясь сдерживаться, глядя в полуприкрытые глаза жены и наслаждаясь срывающимися с ее губ криками.
— Каждую ночь, — прошептал он, — я мечтал об этом. Каждую ночь думал о тебе. Только о тебе, моя любимая.
Абигайль отчаянно застонала, и Уоллингфорд задвигался быстрее.
— Только о тебе. О моей жене. О моей любви.
— Твоя, — выдохнула Абигайль, с готовностью приподнимая бедра навстречу движениям мужа.
— Ты, Абигайль, только ты.
Напряжение нарастало. Уоллингфорд видел это и продолжал двигаться мощно и ритмично, не жалея ни себя, ни ее. Ногти Абигайль впились в его талию, и боль от этого смешалась с растущим в низу живота наслаждением. Усилием воли Уоллингфорд оттягивал развязку.
— Ты, — произнес он снова.
Абигайль выгнулась, закричала, и он наконец-то смог позволить себе освободиться, сотрясаемый сладостными спазмами. В ушах раздался рев, и только когда, дрожа, упал на жену, он понял, что это его собственный крик.
— Добро пожаловать домой, — прерывисто прошептала Абигайль.
Уоллингфорд не мог пошевелиться. Открыл глаза и закрыл их снова. Хотел сказать, как хорошо оказаться дома, но смог произнести лишь последнее слово.
— Дома, — простонал он.
Пальцы жены пробежались по его спине, точно крылья бабочки.
— Ты похудел. Стал твердым как камень.
Уоллингфорд повернул голову, в то время как его сердце билось в унисон с сердцем жены.
— А ты, наоборот, поправилась. Стала круглее и очаровательнее. — Он пошевелился и положил руку на грудь жены.
— Ты не возражаешь?
— Возражаю? — Уоллингфорд поднял голову и заметил, что в больших глазах Абигайль плескалось беспокойство. — Возражаю? Только посмотри на себя: я оставил тебя девушкой, а теперь ты стала женщиной! Налилась и превратилась в совершенство. Ты мать моего ребенка. — Голос Уоллингфорда сорвался на последнем слове. Он осторожно вышел из жены и крепко прижал ее к себе.
Абигайль уткнулась головой в его грудь. Как же восхитительно, как роскошно было ощущать ее шелковистые волосы на своей обнаженной коже!
— Как жаль, что тебя не было здесь, когда он родился, — прошептала Абигайль. — Финн хотел уже сесть на коня и поехать разыскивать тебе в степи. Но я сказала ему… сказала ему…
— Что, любимая?
