Никки Донован - В оковах страсти
От разбиравшего его желания он был готов взорваться. Его набрякшую плоть засосал в себя жаркий рай. Его распаляли, возбуждая все больше и больше, нежные неотступные стискивания, терзали восхитительные, манящие губы, остужал зной влажный язык, дразнили, изощренно покусывая и пощипывая, крепкие зубы. Истязавший его демон знал каждое его тайное желание, каждую мечту. Воспользовавшись его сластолюбием, демон в женском обличье воспламенял его похоть, доводил до белого каления, увлекая за собой в преисподнюю. Он думал о Николь, о ее прекрасном нагом теле с широко расставленными ногами в ожидании его проникновения. Он сделал над собой нечеловеческое усилие, стремясь пошевелиться и дотянуться до нее…
Она ощутила, как напряглось его тело, и услышала стон. Пульсирующая волна прокатилась по его стволу, зажатому в ее руках, и выплеснула ей в рот горячее семя. Слезы радости брызнули у нее из глаз, когда она проглотила его. Он был живым, и его организм откликнулся на ее призыв.
Она отпустила его, чувствуя себя опустошенной и опьяненной. Во рту она все еще ощущала его слегка сладковатый привкус. Несмотря на тяжелое ранение, она сумела достучаться до него и восстановить между ними связь, соединить узы страсти и желания, сковавшие их между собой крепко-накрепко. Однако тот факт, что он ответил на ее ласки, отнюдь не служил доказательством того, что он не питал в душе к ней ненависти. Ей еще предстояло с ним объясниться и убедить понять мотивы ее поступков.
Его глаза были закрыты, а дыхание глубоким, и Николь не знала, в каком царстве блуждал его дух: в царстве ли снов или царстве теней. В испуге она дотронулась до его лица и с облегчением» вздохнула, когда его веки дрогнули, и глаза распахнулись. Тут раздался стук в дверь и заставил ее вздрогнуть. Святые небеса, она не могла допустить, чтобы ее застали в таком виде. НикОль быстро поправила одежду и отозвалась.
— Войдите, — крикнула она.
Вошла Гленнит. Она взглянула на Николь, потом на лежащего Фокса, и уголки ее рта дернулись в ухмылке.
— Я не сомневалась, что мой план сработает. Я полагала, что ты наверняка знаешь, как вернуть мужа к жизни.
Николь вспыхнула, зардевшись румянцем. Откуда знахарка могла знать?
— И к какой жизни она меня вернула? — услышали они голос Фокса, сухой и надтреснутый.
Гленнит приблизилась к нему и начала поправлять одеяла.
— Все зависит от вас. Какую жизнь вы себе устроите, такой она и будет. У вас есть жена, которая вас любит, и сын, которым можно гордиться, и прекрасная крепость, чтобы управлять. Мне сдается, что вполне достаточно, чтобы удовлетворить тщеславие любого мужчины.
— Сын?
Гленнит с недоумением посмотрела на Николь.
— Ты ему не сказала? Николь растерялась.
— Мы не разговаривали с тех пор, как он… как я… — Она снова залилась краской, вспомнив, чем только что занималась, оставшись с мужем наедине и поддавшись искушению его прекрасного тела, которому оказалась не в силах противостоять.
— Хм, — буркнула Гленнит. — Понятно, есть дела поважнее. Но теперь настала пора поведать ему историю Саймона.
Николь кивнула и подошла к кровати. Ей и правда было что рассказать ему. Но начать довольно трудно. Она знала, как доставить ему удовольствие, как ублажить его тело, но не представляла, как убедить его в том, что он ей небезразличен, и как объяснить мотивы своих чудовищных поступков.
— Да, у тебя есть сын, — сказала она с глубоким вздохом. — Он не похож на тебя, но я готова поклясться, что он родился после нашего первого совокупления. Порой я узнаю твои черты в линии его подбородка и в манере двигаться. — Она сделала паузу и с шумом вдохнула воздух. Она должна заставить его ей поверить. Должна. В ее глазах блеснули слезы. — Я понимаю, что тебе тяжело представить. Я не могу осуждать тебя за то, что ты сомневаешься в моей искренности, тем более что я столь долго скрывала правду. — В глубине ее души зародился страх, что он никогда не поверит ей и никогда ее не простит. У Николь в горле образовался ком, затруднивший дыхание, и она отчаянно боролась с желанием разрыдаться. — Прости, что я не доверяла тебе, прости, что я не рассказала тебе о Саймоне сразу. Прости меня. Я сожалею.
Ребенок не похож на него. Неудивительно, подумал Фокс. Она опять лжет и пытается выдать за его сына отпрыска другого мужчины, чтобы оправдать в его глазах свое коварство. Ее ложь едва не стоила ему жизни.
Николь снова заговорила. Ее голос стал решителен и настойчив, но Фокс старался ее не слушать, сознавая, что она опять стремится обольстить его и вернуть себе его расположение.
— В первый раз, когда ты пришел и предъявил права на Марбо, я предупредила Мортимера из-за Саймона. Я боялась, что в случае штурма он пострадает. Мне не приходило в голову, что Мортимер выедет тебе навстречу с целой армией. Я полагала, что он отправит в Марбо гонца или в крайнем случае пришлет несколько рыцарей. Я думала, что таким образом Хилари получит возможность спрятать Саймона в надежном месте.
Он слышал, как женщина всхлипнула и вытерла нос, после чего возобновила свое повествование.
— Все время она бережно за ним ухаживала. Растила его как собственного сына. Мне порой даже казалось, что она любит его больше Джоанн, своей дочери. Потому что Саймон очень добрый и славный. Клянусь, что все сложилось бы по-другому, будь у него темные волосы и глаза. С другой стороны, я ничуть не сожалею, что он родился с ангелоподобной внешностью. Его волосики сейчас уже немножко потемнели, а в самом начале были цвета льна, а глаза — такие голубые, что я сразу поняла, что они уже не изменятся. — Она вздохнула. — Мой дорогой сын. Я потеряла два года. — Николь опять исторгла вздох.
В памяти Фокса всплыла недавно виденная сцена. Проходя через комнату в замке Марбо, он видел двух маленьких спящих детей: девочку с рыжеватыми косичками и светловолосого мальчугана. Тогда он еще подумал, что мальчик внешне значительно отличается от других детей де Весси. Но с чего Николь взяла, что он признает двухлетнего малыша с льняными волосами своим сыном? Она, наверное, сошла с ума! Или считает его полным дураком.
— Гленнит! — позвал он. — Подойди сюда. Целительница подошла к кровати.
— Это касается только вас и Николь. Я не желаю вмешиваться, — твердо проговорила Гленнит.
— Нет, я хочу, чтобы ты ответила на некоторые вопросы, — возразил Фокс. Здоровой рукой он сделал ей знак подойти поближе. — Когда два месяца назад я спросил тебя, родила Николь живого или мертвого младенца, ты сказала, что мертвого. Теперь она утверждает, что ребенок живой и, хотя не похож на меня, он мой сын. С какой стати мне ей верить?
— Потому что она сказала правду. Я присутствовала в тот момент, когда малыш появился на свет. Я сама отвезла его в Марбо. Клянусь честью повитухи и целительницы, что говорю сущую правду.
