Ева Наду - И пусть их будет много
Мария-Франсуаза д'Авий! Его величество громко произносит имя ребенка. Теперь она не просто маленькая девочка, не имеющая отца. Теперь она графиня д'Авий. Гордое имя.
Клементина принимает девочку из рук королевы, и ребенка тут же подхватывают сильные мужские руки. Мориньер улыбается ей, прижимая вдруг успокоившегося ребенка к своей груди. И все видят, насколько он любит девочку. Клементина готова облегченно вздохнуть. И она благодарна Мориньеру за то, что он сделал для малютки.
Потом что-то происходит. Она понимает это, когда оказывается вдали от окружавшей их прежде толпы придворных. Жосслен де Мориньер, который только что так правдиво играл роль любящего отца, тянет ее за руку. И она не противится, потому что устала. Безумно устала. У нее нет сил сопротивляться. И, откровенно говоря, она не видит в сопротивлении смысла. Сегодня она на это не способна.
Господи, оставьте меня в покое! Дайте мне забыться!
Она не произносит этого, потому что не в состоянии раскрыть рта. Слишком много событий за один день. Ах, разве за один этот день? Разве можно выкинуть из памяти все, что произошло прежде?
Небольшая комнатка, в которой пахнет ладаном. Она на мгновение остается одна. Или это только ей кажется? Нет, она не одинока. Священник, тот самый, который только что проводил церемонию… Он смотрит на нее с тревогой во взгляде. Она, наверное, очень плохо выглядит.
— Вам дурно, графиня?
Да, ей плохо, очень плохо.
Она прикрывает глаза, отказываясь от стакана с прохладной водой.
И вновь звучит монотонное бормотание. Оно успокаивает ее нервы. И она отдается во власть глубокого голоса, принадлежащего старцу. Пусть так и продолжается. Пусть продолжается.
"В горе и в радости… по собственной воле… не по принуждению"…
Она чувствует, как сильная рука, прежде лишь мягко и незаметно держащая ее под руку, превращается в железные тиски.
Поворачивает голову, чтобы увидеть, как тонкие губы Мориньера раздвигаются в улыбке. Он чувствует, как из нее рвется крик отчаянья и готовность отрицать. Отрицать все, на что она пошла в тщетной попытке спасти себя и свое дитя от позора. И она уже открывает рот. Но встречается взглядом с Мориньером, который смотрит на нее сверху вниз с отчаянием и неожиданной нежностью.
— Не делайте этого, — говорят ей его почти неподвижные губы.
Она находит в себе силы оглядеться по сторонам.
Людовик кажется удивленным заминкой. Король ободряюще улыбается, когда она оборачивается к нему, словно ища поддержки. Филипп — он тоже здесь. Смотрит спокойно. Впервые за последние дни — тепло и дружелюбно.
И она говорит то, что от нее ждут. Почему? Когда-нибудь она сможет ответить на этот вопрос. А пока она знает только то, что совершила сейчас непоправимое. И дело не в том, что она сменила имя и мужа, как другие меняют платье. Она изменила себе, своему слову. Она давно чувствовала, что идет по зыбкой почве. И эта зыбь поглотила сейчас ее.
— Графиня так бледна. Дорогой мой, проводите вашу жену. Ей нужен свежий воздух. — Людовик нежно берет ее руку и своими прохладными пальцами проводит по ее пальчикам, на одном из которых красуется тоненькое золотое колечко, совсем не похожее на те, какими любят украшать себя дамы при дворе Короля-Солнца. Оно слишком тонкое, чтобы быть модным. Но оно изумительно смотрится на бледной руке графини. Графини де Бреве, д'Эмервиль, де Мориньер.
Людовик осторожно обнимает ее и чуть касается губами завитков на ее висках.
Ей кажется, что король прощается с ней. Он вкладывает ее руку в руку Мориньера, и тот медленно ведет ее к выходу из часовни.
Перед ними отворяются одни двери за другими. Они идут и идут вперед, спускаются по ступеням.
Ночной воздух приводит ее в себя.
— Как вы смели? Как вы могли?!
Она готова растерзать Мориньера за то, что он сделал с ней, с ее сердцем, с ее душой. Она только что продала себя.
— Я ведь говорила, что не выйду за вас замуж! Вы обещали мне!
Она замирает на мгновение, вдруг поняв, что тот ей ничего не обещал. Он промолчал, не желая спорить. Но и только. А она только что поняла это.
Ненависть закипает в ней с новой силой.
— Я не понимаю, что вас не устраивает? — Жосслен де Мориньер обнимает ее за талию и обворожительно улыбается, но за этой улыбкой Клементине чудится свирепый оскал тигра. — Я, право, не понимаю. Я обещал вам свою защиту, и я повторяю обещание. Я признаю вашу дочь своей, а вам этого мало?
— Дорогая моя, — он прижимает ее к себе, приближая свое лицо к ее лицу.
Со стороны кажется, что он нежно целует ее.
— Не сердитесь, сердце мое, лучше поцелуйте меня, чтобы никто не заподозрил нас в неискренности. Ведь мы сегодня новобрачные. Не будем же разочаровывать любопытных.
Она пытается высвободиться из его объятий.
— Оставьте меня! Вы отняли у меня гордость, вы заставили меня поступить против совести, вы доказали мне, что вы всесильны, а я слаба и ничтожна. Но я не стану игрушкой в ваших руках. Я ненавижу вас.
Все происшедшее стороннему наблюдателю кажется таким романтичным. Никто не замечает за этими событиями бурь, что пронеслись над теми, кто сегодня находится в центре всеобщего внимания. Никто не догадывается о том, что произойдет дальше. Даже сама графиня, — графиня де Бреве, д'Эмервиль, графиня де Мориньер, Клементина. Она пережила столько, что сама себе кажется старухой.
В ее прошлом так много таится того, от чего она хотела бы отречься. Хотела бы? Клементина замирает вдруг, забыв про пылкие объятия, в которых держит ее муж, ее новый муж.
Отчего эта мысль никогда прежде не приходила ей в голову? Она никогда не сможет отречься от всего того, что происходило с ней в прошлом, потому что вместе с тем, что когда-то приносило ей горе и боль, могло бы исчезнуть что-то, без чего она никак не могла бы прожить.
Для одних жизнь — прямая дорога. Они идут по ней, не совершая ошибок, зная твердо, что ждет их в конце их пути.
Ее же жизнь — тонкая тропинка. Она петляет под ногами, то разветвляясь и взмывая куда-то вверх, то бесшумно соскальзывая вниз. Пропасти и бурные водовороты, дожди и ветры, все это — ее жизнь. По ней трудно идти, так легко сбиться с нее.
Но хотела ли она другого? Смогла бы она пройти другим путем?
"Я не знаю, когда ты будешь счастлива, — сказала ей когда-то Жиббо. — Наверное, тогда, когда сама будешь знать, что тебе нужно от жизни".
Она еще не знала этого, но она сделала первый шаг на пути к этому знанию.
От охвативших ее чувств Клементина зажмурилась.
