Хелен Холстед - Гордость и предубеждение-2
— Ох уж это пение, Дарси, — воскликнул мистер Куртни голосом трагического актера. — Чувствую, мы скоро окажемся тут лишними.
Отметив выражение лица Дарси, Элизабет испугалась саркастического выпада мужа. Но этому помешал возглас леди Хант:
— Сэр Бо, вы похожи на льва подле милого хрупкого эльфа. Остерегайтесь, однажды ночью я превращусь в Далилу, если вы не вызовете парикмахера.
— Мадам, молю вас, остановите вашу руку. Я вхожу в интересный образ. Может так случиться, вас еще восхитит результат.
Его слова вызвали смех. Комедиантство, по правде говоря, было любимым коньком сэра Бомонта. Элизабет вопросительно посмотрела на Дарси. Он холодно встретил ее взгляд. Элизабет перевела взгляд на Джорджиану, которая сидела в немом изумлении. Лорд Брэдфорд присел рядом и наклонился к девушке.
— Мисс Дарси, — тихо окликнул он ее.
Она повернулась к нему. Никто на свете не проявлял к ней столько нежности.
— Надеюсь, я не обидел вас по неосторожности?
— О, нет, милорд! Разве вы вообще в состоянии кого-нибудь обидеть?! Я и представить себе такое не в силах.
Брэдфорда до глубины души тронула бесхитростность собеседницы.
— Тогда почему вы не удостаиваете меня беседой? Вы так погружены в себя, что я боюсь нарушить ваше уединение.
— Простите меня. Я не знаю.
— Вы чем-то обеспокоены. Окажите мне высочайшую честь, позвольте мне помочь вам!
У Джорджианы глаза защипало от слез.
— Благодарю. Вы очень любезны, но я ничем не обеспокоена. — Девушка попыталась сдержать слезы.
Эмилия заметила, что они заняты разговором, и бросила на мужа заговорщический взгляд.
Наконец леди Инглбур поднялась, чтобы удалиться, и многие из компании тоже последовали ее примеру. Проследив, как эти гости направились наверх и разошлись по своим комнатам, ее милость вернулась обратно в гостиную.
— Племянник!
— Да, тетя?
— Хватит с тебя! Нам надо поговорить. — В дверях он обернулся и нашел глазами Арабеллу, затем последовал за тетушкой в библиотеку.
Как только он закрыл за собой дверь, она резко повернулась к нему:
— Перегрин, ты, судя по всему, намерен помешать мистеру Гловеру и готов создать ему проблемы. Не воображай, будто твои злобные маневришки никто не видит.
— Вы же знаете, дорогая леди Инглбур, что я иногда и сам бы не хотел, да не могу сопротивляться. Гловер милейшая душа, но он каждые десять минут приходит в душевное волнение по всяким тривиальнейшим пустякам. Просто невозможно удержаться и не спровоцировать его. А тут еще этот Дарси. Как не соблазниться выбить из него хоть искру живого чувства.
— Ты ревнуешь, Перегрин.
— Ревную? Моя дорогая тетушка, вы сильно ошибаетесь. Она очаровательна и тому подобное, но…
— Я говорю о Гловере, племянник. Полагаю, ты ревнуешь его к успеху. Ты всегда дразнил его за неспособность написать драматическую вещь. Теперь, когда он почти достиг этой цели, тебя гложет зависть.
Ее племянник открыл было рот, чтобы что-то сказать, но остановился на полуслове.
— Вы прямо-таки карикатуру рисуете на меня, тетя. Неужели я столь непригляден в ваших глазах? — нашелся он наконец.
— Если я не права, докажи мне это своим джентльменским поведением. Это творение мистера Гловера крайне важно. Для театра с большой буквы, лично для меня.
— Простите, мадам. — И добавил с горькой усмешкой: — Умоляю, тетя, не отсылайте меня.
Она вытащила носовой платок и насмешливо помахала им. Перегрин почти окаменел от внезапного аромата ее духов. Маркиза потрепала его по руке и ласково улыбнулась. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Ну а теперь спокойной ночи, мой дорогой мальчик. И помни, что я тебе сказала.
Перегрин остался один в погружавшейся в темноту комнате.
Он услышал шелест шелкового платья. Это Арабелла приблизилась к нему.
— Что ты здесь делаешь, да еще в полном одиночестве, Перри?
— Ты знаешь, Белла, я готов поклясться, что до сих пор чувствую запах, исходивший от одежды нашей няни.
— Лаванда? Лишь легкого намека на запах лаванды достаточно, чтобы она, как живая, встала передо мной.
— Я не об этом. Представь себе, я чувствую этот запах, когда его и быть не может поблизости. Вот и сейчас, на какой-то безумный миг, я почувствовал, как она отрывает мои пальцы от платья тетушки. Железная хватка. Ты помнишь, как она запихивала меня в карету, чтобы отвезти домой?
— Как же запахи пробуждают воспоминания! Четыре восхитительных года прошло с тех пор, как смерть отца освободила нас, Пери, но до сих пор я не выдерживаю запаха библиотеки.
— Бедная моя Белла.
— Он был жестче с тобой.
— Да, но я все-таки уезжал в школу. Благословенно будь это чудесное учреждение! Бывало, я так жалел, что не могу взять тебя с собой. — Он обнял сестру за плечи. — Что ж, скоро ты оставишь меня ради какого-нибудь олуха с большим состоянием.
— Сомневаюсь, что я пойду на этот шаг. Мужья часто слишком похожи на отцов, и от них также нелегко избавиться.
— Тогда оставайся со своим Прекрасным принцем. Оставайся со мной.
Он опустил руку ей на талию, и они, обнявшись, вместе поднялись по парадной лестнице.
Джорджиана лежала в темноте, и горькие слезы, не останавливаясь, текли и текли из ее глаз. Она вспоминала тот день, когда брат впервые оставил ее в школе, спустя три месяца после смерти их отца. Директриса показала им всю школу. Потом, в вестибюле, Фицуильям попрощался с ней, но когда он уже подходил к карете, она рванула к нему вниз по ступенькам лестницы, догнала и намертво вцепилась в него.
— Фи, мисс Дарси! Разве взрослая девочка одиннадцати лет может вести себя таким образом? Надеюсь, вы продемонстрируете более благовоспитанное поведение в ближайшем будущем, — выговаривала директриса.
— Я очень скоро приеду навестить тебя, Джорджиана, — сказал Фицуильям, вытирая девочке слезы.
— Не раньше, чем пройдет половина семестра, мистер Дарси. Мы считаем, что в первый год так будет лучше для девочки. Уверена, вы убедитесь, что мы правы.
Она снова чувствовала себя той напуганной одиннадцатилетней девочкой.
— В самом деле, я по-прежнему всего лишь ребенок. Когда же я повзрослею?!
Почему Элизабет не замечает опасности? Почему она не попросит у Фицуильяма прощения? Какая разница, за что. Тогда он решительно поговорит с мистером Гловером, заберет их отсюда и снова будет любить Элизабет, и они проживут счастливо все вместе до скончания века.
Она подумала о лорде Брэдфорде. Она догадывалась, что Фицуильям хочет, чтобы она вышла замуж за Джозефа.
Она вспомнила маркизу и вздрогнула от мысли, что когда-нибудь ей придется занять это место. Потом она подумала о старом маркизе. Может, и она, совсем как этот старик, будет потерянно бродить по огромному дворцу с его совершенными пропорциями и малопонятными картинами, развешанными рядом с портретами предков. Если бы он оставался обыкновенным мистером Джозефом Уэсткомбом, а вовсе не графом Брэдфордом (не говоря уже о его грандиозном титуле в будущем), и если бы он любил ее (что совсем уж маловероятно), она когда-нибудь выполнила бы желание брата. Джозеф. Хорошее имя. Она никогда ни у кого не видела таких добрых глаз, как у него. Он так обрадовался, когда она сказала, что не верит, будто он может кого-нибудь обидеть.
