Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
На берегу столпился народ. Люди не могли оторвать глаз от страшного и в то же время величественного зрелища…
Довольно далеко от нас вода залила ферму; до конька крыши оставалось уже не более метра. Она была не особенно крутой, и там, скорчившись, застыли в ужасе жена фермера, ее дети, служанка, пастух и батрак. Уже четырнадцать часов несчастные ожидали смерти. Смельчаки несколько раз пытались подплыть к ним на лодке, но огромные вороны поглотили двоих из них, ставших жертвами своей самоотверженной храбрости.
На берегу раздавались крики страха и отчаяния. Какой-то мужчина, мокрый с головы до пят, стоял на коленях у самого края воды и то судорожно цеплялся пальцами за землю, то простирал руки к тонувшим. Его лицо было мертвенно-бледно; он, не отрываясь, смотрел на дом, который с каждым часом все больше и больше скрывался под водой. Это был хозяин фермы; как и мы, возвращаясь с рынка, он не мог попасть домой.
— Они погибнут! Они погибнут! — восклицали кругом. — Смотрите, ригу уже подмыло, дом тоже вот-вот рухнет… Боже, сжалься лад ними!
Мы увидели, как фермерша подхватила младшего ребенка и крепко прижала его к груди: другие взяли остальных детей и на коленях поползли к гребню крыши, протягивая к небу невинных малюток, обреченных на гибель. В единодушном порыве толпа стала молиться: тысячи рук поднялись к небу, тысячи уст взывали о милосердии.
Я уткнулась в плечо Нанетты, не в силах смотреть на то, что должно было вот-вот произойти. Возле меня двое мужчин разговаривали вполголоса:
— В том, что рухнула рига, большой беды нет. Дом выстроен более прочно и еще некоторое время продержится. К тому же теперь легче до него добраться. Вокруг надворных построек были сильные водовороты; из-за этого и опрокинулись лодки. Сейчас самый подходящий момент. Я отправляюсь туда, Гюстав, а ты оставайся здесь. Надо беречь силы: если я погибну, попытаешься ты.
— Нет, это не годится! — возразил другой. — Лучше отправимся вместе. Ведь если ты начнешь тонуть, я брошусь тебе на помощь, и спасение этих людей не подвинется ни на шаг.
— Храбрец!
— Не трудно быть храбрецом, когда ты — рядом. Эй, дайте нам лодку! — крикнул второй не очень уверенным голосом.
Я оглянулась и узнала в нем того невысокого юношу, которого уже не раз встречала раньше: он охотился недалеко от Рош-Брюна. Его друг был гораздо выше и красивее, у него было умное и гордое лицо. Наши взгляды встретились, конечно, случайно, и, словно угадав, какую тревогу внушал мне грозивший им риск, он сказал людям, столпившимся вокруг, чтобы преградить им путь к верной гибели:
— Предоставьте нам действовать и не бойтесь за нас! Мы спасем этих несчастных!
— Да, мы спасем их, — добавил второй. — Помолитесь за нас!
И они вскочили в узкую, остроносую рыбачью лодку. За ними последовал фермер, уже в третий раз пытавшийся прийти на выручку своим.
Высокий молодой человек сел у руля, остальные — на весла. Все взоры устремились на них, все мысленно следовали за ними. Шум сменился полной тишиной, зрители замолчали, из боязни помешать храбрецам. Слышался лишь глухой плеск набегавших волн; с головокружительной быстротой они понесли лодку к ферме.
Вдруг из сотен уст одновременно вырвался громкий крик: лодка исчезла за домом. Неизвестно, удалось ли ей пристать, или она так же перевернулась, как и первые две.
Целую минуту тягостная тревога томила людей, затем они увидели, как фермерша, ухватившись за трубу, передает ребенка в чьи-то протянутые руки. Слуги последовали примеру хозяйки, отдали гребцам свою драгоценную ношу и сами сошли с крыши, сперва женщины, потом мужчины. Еще минута, и лодка отчалила. Красивый молодой человек по-прежнему сидел на руле, спокойный как Бог; другой греб изо всех сил; фермерша лежала без чувств в объятиях мужа, которого сменил на веслах батрак.
Опасности подстерегали их на каждом шагу; несколько раз лодка едва не опрокинулась. Но вот наконец она пристала к берегу. Господь точно ждал этого торжественного мгновения: как только спасенные ступили на землю, дом рухнул и погрузился в пучину, оставив лишь огромные круги на воде. Расходясь, они мало-помалу достигли берега.
Ты легко можешь себе представить, как горячо все приветствовали спасенных от гибели, и в особенности — смельчаков, выручивших их. Каждый старался протиснуться к ним, пожать им руки; они с трудом укрылись от толпы. Мне тоже хотелось выразить им свое восхищение, но я не решилась с ними заговорить, даже когда они с почтительным поклоном прошли мимо. Я была до того растрогана, что чуть не расплакалась.
Когда они ушли, все стали расспрашивать друг друга: „Кто эти храбрецы? Вы их знаете?“
Кто-то ответил: „Это маркиз де Бергонн и, по-видимому, его приятель“.
Умилительное зрелище являла собою толпа, еще недавно столь напуганная, а теперь ликующая. Можно было подумать, что каждый радовался спасению своей собственной семьи… Право же, люди не так плохи, как думают, если самоотверженные поступки могут до такой степени волновать их и приводить в восторг. Вот видишь, в жизни случаются невероятные приключения, говорящие о боге и о добрых делах красноречивее, чем наш капеллан. Общественные бедствия, эхо которых едва долетает до нас, — это испытания, ниспосланные всевышним: карая одних из них, он раскрывает перед всеми те сокровища, что таятся в благородных душах. Как это все чудесно и назидательно, не правда ли?
Но я вижу, что почтовые расходы на столь длинное письмо разорят меня… Прощай, душечка! Если ты меня любишь так же, как я тебя, то скоро мы будем вместе».
Глава 18. Затишье перед бурей
В тот самый вечер, когда письмо было получено в монастыре, его вместе с остальной перепиской нашли под подушкой у Люси. Это произвело немалый переполох среди монахинь, не привыкших к таким неожиданностям. В их жизни, идущей равномерно, как часы (заводным ключом здесь служит устав), малейшее происшествие становится важным событием. Это — бури в стакане воды; самый незначительный случай может привести к катастрофе.
Невинные излияния двух пансионерок обернулись катастрофой и для матери Люси, ибо на другой же день после того, как обнаружили их переписку, она получила от настоятельницы следующее письмо:
«Сударыня!С величайшим сожалением сообщаю, что монастырский совет поставлен в печальную необходимость отказать Вашей дочери Люси в согласии на принятие ею обета, ибо ее рвение кажется нам недостаточным.
К тому же здоровье ее серьезно расстроено, вследствие чего мы считаем своим долгом вернуть Вашу дочь в лоно семьи, где, будучи окружена уходом, вниманием и любовью, она с Божьей помощью скоро поправится.
