Лора Бекитт - Дочери Ганга
– Физически она не пострадает в любом случае. Но наверняка сильно испугается.
– Она знает меня, – сказал Арун. – И я ей все объясню.
– Я должен подумать, – медленно произнес Санджит. – Война с англичанами толкает меня на поступки, каких я прежде не совершал, потому что они превратили мою страну в пустыню, где нет ни закона, ни порядка, ни чести, а правит только нажива. Но я хотел бы знать, почему на это способен ты. В чем причина?
Аруну не было смысла задумываться о том, почему и как его счастье переродилось в горе, а отчаяние переросло в ненависть. Он ответил коротко и просто:
– Я тебе рассказывал. Потеря любимого человека.
– Нам не до любви, мы воюем, – жестко произнес Санджит. – И если ты хочешь остаться с нами, тебе придется научиться тому, что умеем мы. Стрелять, ездить верхом. Тебе будет нелегко, поскольку все мы владеем этим с детства, а у тебя очень мало времени.
– Я готов, – ответил Арун, и ему пришлось подтвердить свои слова делом.
Со стрельбой вышло просто. Глаз у него оказался метким, а рука на удивление твердой. Другое дело – кони. Едва Арун садился в седло, его тут же обдавало холодом или обжигало жаром. В груди было пусто, а стук лошадиных копыт отдавался в животе, и ему чудилось, будто он с трудом удерживается на краю пропасти. Но он учился чему-то новому, и это отвлекало его от тоски. Извечной, неистребимой тоски по Соне.
В блеклом свете занимавшегося дня бесцветное небо сливалось с водной гладью. Торговцы только-только начали раскладывать на берегу свой товар: большие и маленькие, однотонные и пестрые, гладкие и игольчатые, словно хранящие шум и прохладу речных волн раковины, гроздья зачаровывавших блеском и красотой узоров украшений, глиняные и металлические изваяния богов.
Сюда же приковыляла старуха, продающая корешки, порошки и травы, которые, по ее словам, могли погасить огонь и остановить воду, оживить мертвого и извести соперника.
Сона прошла мимо, не глядя на нее: снадобья этой колдуньи не помогли ей изгнать из чрева нежеланный плод.
Молодая женщина выглядела измученной: минувшей ночью она родила девочку. Ей помогли соседки-нищенки, и она приняла их заботу, не задумываясь о том, из какой они касты.
Девочка жалобно пищала, но Сона не собиралась давать ей ни капли своего молока. Это маленькое существо являлось живым свидетельством ее невольной измены мужу, насилия над ее телом, ее унижения и позора, и его следовало лишить возможности оставить на земле хотя бы какой-то след. Молодая женщина собиралась исполнить этот долг спокойно и сурово, без страха перед наказанием, без угрызений совести.
Утро выдалось безветренным, тихим. В этот час на берегу реки не было слышно других звуков, кроме монотонного плеска воды и криков птиц в небесной вышине.
Сона погрузила девочку в Ганг. Она бесстрастно следила за тем, как крохотное личико скрылось под мелкими волнами, как почти невесомое тельце без единого звука ушло на дно.
Всему рано или поздно приходит конец. Слишком многое в этом мире исчезает без следа, распадается, не оставляя после себя даже тени. Ганг безропотно принял едва начавшее жить существо. Потому что Сона сочла его лишним на этой земле. Потому что она решила возложить на невинное создание вину за козни своей судьбы и жестокость других людей.
Глядя на воду, Сона ощущала себя пустой оболочкой, без воспоминаний, без чувств. Арун, которого она повстречала на этом берегу, Ратна… их будто никогда и не было в ее жизни. Как и ребенка, которого она только что утопила. Она была свободна… от всего. Осталось повернуться спиной к Гангу и подняться по гхатам навстречу… чему?
Прошло с полминуты, прежде чем Сона осознала, что она натворила.
Молодая женщина погрузила руки в реку, но никак не могла найти тельце девочки. Где же она?! Сону охватила такая паника, какой она не испытывала ни разу в жизни.
Неподалеку худые голоногие, прокопченные солнцем мужчины в ветхих дхоти переворачивали лодки и сталкивали их в воду. Сона бросилась к ним.
– Там мой ребенок! Я уронила его в реку! Помогите!
Двое индийцев побежали за ней. Они шарили по дну, а молодая женщина неподвижно стояла, прижав руки к груди и не веря в чудо.
Мужчины достали девочку. Она была маленькой, милой, нежной и… посиневшей, с печально закрытыми глазами и скорбно изогнутым крошечным ртом.
Индийцы принялись что-то делать, тогда как Сона была готова рвать на себе волосы.
Потом они вложили ребенка ей в руки. При мысли, что ей придется похоронить его, вновь опустив в воду, Соне хотелось завыть. Но крошка порозовела и… задышала. А потом разразилась упрямым и громким плачем.
Хлопнув себя по коленям, мужчины дружно рассмеялись и вернулись к своей работе.
Наклонившись, молодая женщина осторожно поцеловала дочь в еще влажную щечку, теплую и нежную.
– Латика, – прошептала Сона, чувствуя, как в душу тихим потоком вливается такая животворящая, безмерная, трепетная любовь, о какой она не могла и мечтать.
Глава XXVI
Джейсон Блэйд с матерью стояли на платформе, ожидая поезда, следовавшего в Лакхнау.
– Здесь так же шумно, как в Лондоне, – заметила Патриция Блэйд и постаралась улыбнуться.
Зычные крики уличных торговцев и рикш, пение брахманов и нытье нищих, перестук колес повозок, звуки музыкальных инструментов. В Индии не было только привычных слуху лондонца шарманок и вместо ржания лошадей слышалось мычание буйволов.
Джейсон кивнул, подставляя лицо горячему ветру. Видя, как мать провожает взглядом вереницу индийских женщин в сари, придерживающих на бедре детишек и несущих на голове поклажу, он подумал о том, каково ей в наглухо застегнутом платье, да еще и в корсете!
Они стояли под деревом, листья которого, свернувшись от зноя, казались жестяными. Все вокруг выглядело мертвым, выжженным, тусклым; лишь на дороге там и сям краснели пятна от бесчисленных плевков бетеля.
В письме Джейсон велел матери по возможности продать все и теперь видел, что она выполнила его указания и прибыла в Индию налегке, с одним дорожным саквояжем и небольшим сундуком. Вероятно, там были личные вещи и семейные реликвии, с которыми она не могла расстаться.
Патриция Блэйд была худощавой, но крепкой женщиной, всегда очень прямо державшей спину и крайне редко отступавшей от своих принципов.
Зная это, Джейсон весьма уклончиво отвечал на ее вопросы о службе, а особенно – о жене и ребенке. О том, что у нее есть внук, миссис Блэйд узнала лишь по приезде в Индию.
Разумеется, она думала, что мальчику от силы несколько недель, а еще ведать не ведала, что ее невестка – индианка. Об этом Джейсон так и не решился сообщить. Мать полагала, что он женился на богатой девушке, с которой и собирался заключить брак, и, наверное, представляла, что сможет отдохнуть от тягот пути в просторном бунгало, где есть все необходимое, в том числе, конечно, слуги.
