Кэтрин Андерсон - Аромат роз
Это прозвучало настолько неожиданно, что он улыбнулся. Блуждающий взгляд ее глаз снова насторожил его.
— Любовь моя, помнишь ли ты все, что произошло этим утром в суде?
Его вопрос испортил ей настроение.
— Конечно, помню. Как я могла забыть? — Она сжала губы, явно желая унять их дрожь. — Я оказалась в трудном положении, ведь так?
Сердце Зака затрепетало. Конечно, она все помнила.
— Да, и это моя вина. — Он опустился на койку рядом с Кэйт и положил руку ей на плечо. — Ты не сердишься на меня?
— За что?
Слова застряли у него в горле, причиняя ему боль. Он с трудом вытолкнул их.
— За то, что я не рассказал тебе про Сирину.
— Сирина? Это твоя жена? — Она моргнула и слегка нахмурилась. — Конечно, не сержусь.
— Я должен был сразу рассказать тебе. — Зак говорил совсем не то, что хотел сказать, когда шел к ней. Непростительно, что я этого не сделал.
Она поднесла руку ко лбу.
— Да, сначала я рассердилась, сознаюсь в этом. Я не могла понять, как ты мог утаить от меня такие серьезные вещи…
Тяжелое молчание повисло между ними. Зак чувствовал ее напряженность и знал, что ей трудно смотреть на него.
— Думаю, — сказала она, — раз уж ты утверждал, что между нами не должно быть никаких тайн, тебе надо было сказать мне всю правду.
— Кэйт, я…
Она остановила его движением руки.
— По-моему, нам не раз представлялся случай поговорить об этом.
Заку нечего было возразить.
— Я хотел рассказать тебе… — начал он торопливо, — дюжину раз… Я пытался найти какой-нибудь повод… — Он поглядел в ее глаза и, увидев там нежность, смешался и сказал срывающимся голосом:
— Любовь моя, я знаю, что был не прав. Можешь ли ты найти в своем сердце прощение для меня?
Она улыбнулась подрагивающими губами.
— Простить? Я думаю, «понять» более точное слово. Я попыталась стать на твое место и хорошенько обдумала все это. Действительно, не было подходящего времени, чтобы начать об этом разговор. Я поняла это. — Она сморщила нос, так напомнив ему Мэнди, что Заку страстно захотелось обнять ее. — Был один момент, когда ты мог сделать это: после того, как ты увидел тело Джозефа. Тогда я рассказала тебе, как Джозеф держал в огне ручку Мэнди… Тогда ты и должен был сказать: «Кэйт, моя жена погибла во время пожара, и многие считают, что дом поджег я». Или в день нашей женитьбы, когда мы шли в город подписывать бумаги. — Она криво усмехнулась. — Или, может быть, позже? Сразу после того, как Миранда ворвалась в нашу спальню? Вот тогда было самое время сказать: «Кстати, Кэйт, я забыл упомянуть, что меня одно время подозревали в убийстве жены… Я не хочу тревожить тебя…», или что-то в этом роде.
Издав сдавленный звук, Зак обнял ее. Она не воспротивилась этому и даже сама прижалась к нему. Тут он понял, что значит настоящее счастье.
— Кэти Мак-Говерн! Тебе цены нет! — взволнованно прошептал он. — Я страдал весь день, проклиная себя и думая, что ты меня никогда уже не простишь. Я действительно собирался рассказать тебе все, но никак не мог собраться с духом. Нелегко начать такой разговор, когда ты счастлив.
Она обняла его.
— Я знаю…
Он прижался лицом к ее волосам, вдыхая аромат роз и ванили, аромат его Кэти. Как он боялся, что эта минута никогда не настанет!
— Мне было так страшно, что ты подумаешь, будто я и вправду виноват, что, будь это не так, я бы сразу же все тебе рассказал.
Она крепче прижалась к нему.
— Нет, Зак, как ты мог вообразить такое! Да разве ты способен убить?! Я люблю тебя, Зак, так сильно, как только могу!
Страх, томивший Зака весь этот день, постепенно отступил. Кэти была рядом и прижималась к нему! Помолчав, Зак наконец проговорил:
— Я хочу рассказать тебе про Сирину все, пусть в моей прежней жизни не будет тайн от тебя.
Она нежно погладила его щеку, покрытую шрамами.
— Это необязательно; того, что я знаю, с меня достаточно.
Зак верил, что так она и думает. Ее ласковые прикосновения говорили ему больше, чем слова. Он вспомнил, как всегда уступал Миранде, если она начинала что-то выпытывать у него. Сейчас происходило нечто подобное. Казалось, ничто уже не вернет покой его душе. Но сегодня у него появилась надежда.
— Я хочу рассказать тебе о ней. Да поможет мне Бог, но я не знаю, с чего начать.
Повернувшись к нему, она прижалась губами к его шее.
— С самого начала. С этого и надо начинать.
И он начал. Зак чувствовал, будто рассказывает о ком-то другом. Он не вполне верил, что все это говорит он сам. Сирина— прекрасная, живая, веселая. Он сам— юный, красивый, жизнерадостный. Весь мир был открыт перед ними. Глядя на них, каждый мог сказать, что они— идеальная пара. И вдруг их счастливая жизнь превратилась в ад.
Хуже всего было то, что Зак не мог понять, почему. Именно это больше всего мучило его и разбивало его сердце. Однажды он заметил, что Сирина потягивает шерри, готовя ужин. Налив и себе стаканчик вина, он составил ей компанию. Тогда он не подозревал, что пожалеет об этом, не зная, что Сирина питает слабость к вину, которая погубит ее и разрушит их брак. Не прошло и месяца, как его милая юная жена спилась и стала потаскушкой. Она превратилась в ленивую, слюнявую пьяницу, готовую лечь в постель с кем угодно. Она спала с наемными работниками, мужьями своих подружек, даже с проповедником, приходившим к ним в дом помолиться за ее душу.
— Сначала я обвинял во всем себя. Я и до сих пор не уверен, что дело не во мне. Я думал: может, я не вполне подхожу для нее как мужчина? Мало уделяю ей внимания?
Слушая его, Кэйт то и дело вытирала глаза. Все, что казалось ей загадочным в Заке, объяснилось. Прижавшись к нему, она ласкала его, старалась утешить и приободрить.
— Я стал очень рано вставать, чтобы пораньше заканчивать работу и проводить вечера вместе с нею, — продолжал он. — Построил для нее новый большой дом. Получив в наследство деньги, я поехал с ней путешествовать во Францию. Устроил ей второй медовый месяц. — Он вдруг смутился. — Я даже провел там ночь с одной проституткой, чтобы понять, все ли со мной в порядке. Так что, вернувшись домой, обогащенный опытом, я надеялся стать лучшим любовником…
Кэйт прижалась щекой к его груди. Она помнила, как сладко заниматься с ним любовью. Ее пульс участился.
— О Зак! Дело не в тебе! Поверь мне! — Ее охватил трепет, когда он крепче прижал ее к себе.
— Я был убежден, что это не так. Если бы ты знала ее, Кэти, ты поняла бы. До замужества не было девушки милее и прекраснее ее. А потом она так внезапно изменилась, став совсем другим человеком.
— Но ты все еще любил ее!
— Слишком долго, — признался он. — Ирония судьбы заключалась вот в чем: всякий раз, когда она трезвела, я видел, что она все еще любит меня. Она клялась никогда больше не пить, и я верил ей. Клялась не изменять мне, и я забывал все. Затем, приходя домой, я заставал ее пьяной, а иногда и не одну, и все начиналось сначала. С годами любовь превратилась в ненависть, а ненависть — в отчуждение. Я наконец понял, что не могу больше терпеть. О нас давно уже сплетничали, и каждый в нашем городке знал о наших неурядицах и скандалах.
