Кортни Милан - Доказательство любви
– Уайт, можно задать вам вопрос?
– Естественно, сэр.
– Вы считаете меня состоятельным?
Уайт изумленно кивнул:
– Да.
– У меня есть древний и почетный титул?
– Да, милорд.
– А то, как я выгляжу, – разве я непоправимо безобразен?
Уайт потрясенно обвел комнату глазами. Однако спасения не было. Гарет был его хозяином, и это давало ему право задавать неудобные вопросы.
– Я не могу точно выразить это, но мне удалось сделать частное наблюдение, что ваши черты устроены весьма пропорционально. И возьму на себя смелость ответить на ваш следующий вопрос, милорд, ваши личные пристрастия вовсе не оскорбительны.
Гарет угрюмо кивнул в знак одобрения.
– И я так же думаю.
Уайт подошел к камину и с громким скрежетом отодвинул решетку.
– Что вы делаете? – раздраженно спросил Гарет.
– Я сжигаю письмо.
Гарет резко вскочил.
– Нет! Дайте его сюда. О чем вы думаете?
– Я не думаю ни о чем, милорд. – Уайт незаметно улыбнулся. – Я просто следую вашим точным указаниям.
Гарет обвиняюще ткнул пальцем в своего злосчастного поверенного.
– Как, черт возьми, я найду эту женщину в Бристоле, если вы сожгли адрес?
– Но вы сказали…
– К черту мои слова. – Гарет щелкнул пальцами. – Достаньте его.
Уайт самодовольно улыбнулся и вручил Гарету эту последнюю связь с Дженни.
* * *Как только стало очевидным, что Дженни больше не сможет оставаться в Лондоне, ее жизнь упростилась. Поскольку отпала необходимость принятия решения – остаться или уехать, вопрос денег решился сам собой. Она сохранила лишь несколько предметов гардероба и одно последнее напоминание о прошедших неделях. Большую часть своей домашней утвари она продала за девять фунтов.
Однако за кровать, что однажды прислал ей Гарет, ей удалось выручить целых тридцать два фунта.
Когда последний кухонный горшок был вывезен из ее бедной квартирки, Дженни огляделась по сторонам. Ее жилище опустело, и только одинокий саквояж, заполненный самой необходимой одеждой, сиротливо стоял на полу. Ее шаги гулко прозвучали в наступившей тишине.
От ее сорока фунтов почти ничего не осталось – она приобрела билет на пароход в Нью-Йорк. Он отплывал всего лишь через пять дней. У нее сохранилось еще немного денег, чтобы добраться до места финального назначения и прожить там первое время. До отплытия она планировала снимать койку в специальной гостинице. У нее оставалось еще полчаса, чтобы попрощаться с этой опустевшей дырой. Тридцати минут было слишком много, чтобы предаваться меланхолии, и слишком мало, чтобы справиться с железными тисками, сковавшими ее сердце.
Двенадцать лет назад ей было нечего терять. Нечего, кроме самой себя. Однако и сейчас она чувствовала внутреннее спокойствие. Он не пропал, и ни банковский кассир, ни Блейкли не могли похитить его.
Дженни встала и потянулась за своим саквояжем. Но прежде, чем она приноровилась к его тяжести, немедленно оттянувшей руку, раздался резкий стук в дверь. За два прошедших года она изучила этот стук слишком хорошо. Ее сердце резко забилось. Дженни бросила свой груз и кинулась открывать дверь.
– Мистер Кархарт.
Нед протиснулся в комнату. Выражение его лица сменилось с торжественного на удивленное.
– Вы уезжаете?
Дженни молча кивнула.
– Меня больше ничто здесь не держит.
– Возвращаетесь домой?
Дженни горько вздохнула. Дом. У нее никогда не было дома, семьи. У нее были лишь ложь и взаимные обвинения. Где-то на земле, надеялась она, у нее еще появится дом. Просто не здесь.
– Цинциннати, – сказала она.
Нед нахмурился.
– Это в Америке. Я увидела это имя в одной из эмигрантских брошюрок. Я раньше никогда о нем не слышала, и, надеюсь, он также не слышал обо мне. Что одинаково приятно. Мне надо…
Она прервалась. Ей нужна была стабильность. Она жаждала ее. Дженни хотела обрести место, где могла бы снискать уважение и доверие окружающих. Все, что ей было нужно, – покинуть эту клетку, где правили бал кровожадность и собственность. Здесь в Лондоне искушение увидеть Гарета снова – вступить на легкую и скользкую дорожку, приняв его предложение, зная, что оно означало для нее, – было слишком велико.
– Вам нужно… – подбодрил ее Нед.
– Мне нужен новый старт, – окончила она тихо.
Нед кивнул и положил руки в карманы. Он прошелся по комнате, и Дженни задумалась, слышит ли он эхо своих былых заблуждений и ее вкрадчивой лжи.
Наконец он взглянул на нее:
– Я женюсь через неделю.
– Мои поздравления, мистер Кархарт. – Дженни опустила глаза.
Они говорили ранее о его отрицательном отношении к женитьбе. Вряд ли согласие на этот брак далось ему легко. Но она не знала, смогут ли они вернуться к тому легкому и дружескому общению, что было между ними когда-то. Она закусила губу, и удержала при себе вопросы, так и рвавшиеся наружу.
Однако у нее больше не было никаких прав вмешиваться в его личные дела.
– Я полагаю, Гарет доволен. Надеюсь, что и вы тоже.
Нед удивленно отступил назад.
– Значит, Блейкли – Гарет, а я – мистер Кархарт.
Не было возможности на это ответить. Никакой, кроме того, как сказать правду.
– Да. И я дарую вам позволение называть его по имени, между прочим. Кто-то должен будет продолжать это делать после того, как я уеду. Понимаете, ему следует напоминать, что в нем есть нечто больше, чем лорд Блейкли. Иначе он забудет об этом. А он не должен забывать.
– Дженни, – перебил ее Нед. – Я пришел, чтобы просить вас присутствовать на моем венчании. Это будет небольшая церемония. В семейном кругу.
Подступивший к горлу Дженни комок не давал ей произнести ни слова.
– Я не могу.
– Я прошу вас.
– Нет, я и в самом деле не смогу. Мой пароход отплывает через пять дней.
– А вы не можете на неделю отложить отъезд?
Она могла. Но была и другая причина.
– Гар… я имею в виду – Блейкли будет там. И я не принадлежу к вашей семье, Нед. Я не хотела бы навязываться.
– Вы же уже встречались с моим кузеном. Почему вы не можете сделать этого снова?
«Потому что я не перенесу этого, я не смогу увидеть его еще раз». Дженни вздохнула.
– Мне и правда следует произносить это вслух.
Нед всмотрелся в ее лицо и, должно быть, нашел ответ.
– Правда? Блейкли?
Она покраснела и потянулась к саквояжу за своим последним воспоминанием.
– Вот, – сказала Дженни, показывая свой трофей, – и он, вполне вероятно, способен привлечь меня к суду, когда обнаружит, что я скрылась с его перочинным ножом в ту ночь из игорного притона.
Нед уставился на изящный ножик. Это оружие столь же свидетельствовало об отношениях Дженни и Неда – верного, доверчивого Неда, – как и о ее отношениях с Гаретом. Ее воспоминания о ноже были связаны с Недом. Нед, кромсающий апельсин. Дженни, пригвоздившая лежащие перед ним карты к столу.
