Нора Хесс - Сэйдж
— Какой у вас прекрасный голос! Как мне понравилась последняя песня! Я даже заплакала! Все мужчины готовы валяться у вас в ногах!
— Вы — моя новая звезда! — торжественно провозгласил Джефферсон. — В ваше распоряжение переходит отдельная артистическая уборная!
Сэйдж, понимая, какую честь ей оказывают, удивленно посмотрела на хозяина театра. — А как же мадам Луиза? — спросила она. — Разве не она занимает отдельную уборную?
Джефферсон пренебрежительно махнул рукой.
— Она перейдет в вашу гримерную, к Руби.
«До чего же ты черствое, грубое существо!» — подумала Сэйдж о своем боссе и, хотя еще даже не была знакома с этой самой танцовщицей Руби, отрицательно покачала головой.
— Я не хочу, чтобы с мадам Луизой так поступали Я останусь в одной гримерной с Руби.
Она сразу же поняла, что поступила совершенно правильно, потому что все окружающие, услышав ее ответ, вдруг заулыбались и одобрительно закивали. Ну, что же, новенькая дала всем понять, что она такая же артистка, как и они.
В маленькой гримерной Сэйдж уже ожидали Кэрри и ее постояльцы. И снова ей пришлось выслушать похвалы ее голосу и восклицания о том, как всем понравились песни.
Когда, наконец, все успокоились, Кэрри сказала:
— Мы ждали тебя здесь, чтобы проводить домой. Нам придется пробираться через черный ход, потому что у парадного тебя сегодня будут дожидаться целые орды мужиков, умирающих от желания поужинать с тобой или поближе познакомиться, или хотя бы просто окликнуть тебя. Некоторые из них, наверняка, будут чертовски назойливыми.
— Спасибо, Кэрри, — благодарно улыбнулась Сэйдж. — Ты не представляешь, как мне спокойно с тобой.
— Да ладно… ладно, — Кэрри, казалось, сама была смущена собственной нежностью и особенно тем, что выказала ее. — Это же видно первому встречному, ты похожа на затерявшегося ягненка. У молодой женщины появилось такое чувство, будто она потеряла что-то очень дорогое.
— А что, если нам всем сходить в «Гранд Отель» напротив, выпить чашечку кофе, съесть по кусочку торта? Надо же отметить твой успех, — стесняясь, предложил Тим.
— Ой, это замечательная идея! — согласилась Сэйдж. — Это как раз то, что мне нужно — немного расслабиться вместе с друзьями. Не могу передать, как ужасно я волновалась, когда была на сцене. Мне и в голову не приходило, что мои простенькие песни понравятся такой искушенной аудитории.
Кэрри фыркнула.
— Все эти люди, что слушали тебя, совсем недавно еще были простыми деревенскими жителями. И под их нарядной, элегантной внешностью, они остаются прежними фермерами и ковбоями.
Как она и предсказывала, когда они вышли на улицу, перед «Золоченой Клеткой» слонялось несколько мужчин.
— Ну, что я тебе говорила? — Кэрри взяла Сэйдж за руку и быстро повела прочь.
Ресторан в «Гранд Отеле» был переполнен. Многие желающие войти дожидались, пока освободятся столики. И когда Сэйдж с друзьями увидели это столпотворение, Кэрри предложила:
— Может, пошли домой? У меня еще остался персиковый пирог, хватит всем по кусочку. И не очень много времени понадобится, чтобы приготовить кофе.
— Да, пожалуй, так будет лучше, — согласилась Сэйдж. — Я хочу поскорее смыть с лица всю эту краску.
Так и появилась у них эта традиция — возвращаться домой на кофе с десертом каждый вечер после выступления Сэйдж. Однако, трое мужчин посещали концерты в «Золоченой Клетке» только время от времени. Тим ухаживал за одной юной леди, доктору Бренту иногда требовалось навестить некоторых своих пациентов, а Питер любил два-три раза в неделю посидеть в салуне и немного выпить, после чего он обычно отправлялся в «веселый квартал» с красными фонарями, который находился недалеко от города.
Только Кэрри всегда сопровождала свою квартирантку в театр и обратно. Однако, поскольку поклонникам Сэйдж не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что она ускользает через черный ход, то пришлось мистеру Джефферсону выделить своих двух вышибал для сопровождения певицы домой. Так и возвращалась она в окружении двух телохранителей, за которыми следовала Кэрри в качестве боевого резерва.
Девушки из танцевальной группы немного завидовали новой артистке, но изо всех сил старались не показывать виду. Несмотря на то, что Сэйдж была очень привлекательна и на нее засматривались мужчины, отношение к ней подруг по сцене было очень хорошим. Всеми безоговорочно признавалось, что она звезда первой величины на сцене «Золоченой Клетки», да еще к тому же красивая вдова держалась скромно, не заносилась и совсем не требовала особого к себе отношения. И никогда не уходила из театра ни с одним из мужчин, которые буквально преследовали ее своими ухаживаниями.
Сама Сэйдж хорошо относилась ко всем девушкам, подругам по сцене. Ей все нравились, даже мадам Луиза, считавшая, что именно она выше и лучше всех. Но все-таки общаться Сэйдж предпочитала с Руби, своей подругой по гримерной. Руби была пылкой брюнеткой лет двадцати семи. Жила она со своей матерью и воспитывала двух детей: мальчика семи лет и девочку — пяти. Несмотря на то, что бабушка сидела с внуками, пока Руби выступала, она все равно очень волновалась за своих детей. Дело в том, что мать Руби иногда напивалась. В скором времени между Сэйдж и танцовщицей установилась крепкая дружба, может быть, потому, что, в какой-то степени, они были схожи.
Вообще, среди артистов театра существовало негласное правило, никогда не соваться в дела другого Однако, из обрывочных фраз, которые иногда роняла Руби, Сэйдж удалось в общих чертах узнать, что произошло с отцом детей подруги.
Он, однажды, просто ушел из дома и не вернулся. Их дочке в то время было всего шесть месяцев. Поэтому неудивительно, что Руби терпеть не могла мужчин и никому из них не доверяла.
Сэйдж открыто поведала о причинах, заставивших .ее приехать в Шайенн, исключая, конечно, всякое упоминание о Джиме или ее опасениях насчет деверя Она рассказала, что вся ее семья, кроме восьмилетнего племянника, была убита тремя бандитами.
Когда Сэйдж вновь вспомнила все, что пережила в тот страшный день, ей на глаза навернулись слезы. И Руби, всем сердцем сочувствуя горю своей подруги, обняла ее и держала так все время, пока она плакала. Но оплакивала молодая вдова не только смерть Артура, Кейла и Мери, она плакала еще и потому, что навеки потеряла Джима.
«Я никогда его не теряла, — горько подумала Сэйдж, вытирая глаза. — Джим никогда и не был моим».
Затем она рассказала Руби о том, что особенно беспокоило ее.
— Мать Дэнни была индианкой. Как ты думаешь, жители Шайенна примут его, когда я привезу моего племянника в город, чтобы тут жить?