Джулия Куин - Блистательный маркиз
Прежде чем Элизабет успела отреагировать, он протянул руку и завладел ее ладонью.
— Чувствуете? — шепнул он, прижав ее к своему сердцу. — Оно бьется для вас. — Чувствуете? — повторил он, поднеся ее руку к своим губам. — Я дышу ради вас. — Ради вас я смотрю. Хожу, говорю. Мои руки…
— Перестаньте, — сдавленно выговорила Элизабет. — Прошу вас…
— Мои руки… — произнес он хриплым от переполнявших его эмоций голосом. — Они жаждут обнять вас.
Она шагнула вперед — всего лишь на дюйм или два, — но Джеймс понял, что ее сердце готово принять неизбежное.
— Я люблю вас, — прошептал он. — Я люблю вас! Я вижу ваше лицо, когда просыпаюсь по утрам, вы присутствуете в моих снах ночью. Все, чем я являюсь, и все, чем хочу быть…
Элизабет бросилась в его объятия, зарывшись лицом в его грудь.
— Вы этого не говорили, — выдавила она сквозь рыдания, которые сдерживала так долго. — Вы не говорили этого раньше!
— Не знаю почему, — произнес он ей в волосы. — Я собирался, но ждал подходящего момента, а он никак не наступал…
Она прижала палец к его губам.
— Ш-ш-ш. Просто поцелуйте меня.
На секунду он замер, не в состоянии пошевелить ни единым мускулом от затопившего его немыслимого облегчения. Затем, охваченный беспричинным страхом, что она может вдруг исчезнуть, прижал ее к себе и прильнул к ее губам со смешанным чувством любви и томления.
— Постойте, — вымолвил он, слегка отстранившись. И когда она подняла на него смущенный взгляд, потянулся к ее волосам и вытащил шпильку. — Я еще не видел их распущенными, — сказал он. — Я видел их взлохмаченными, растрепанными, но не свободно струящимися по вашим плечам.
Он вытащил все шпильки, освобождая один за другим длинные бледно-золотистые локоны. Наконец, когда они рассыпались по ее спине, он отстранил ее на расстояние вытянутой руки и медленно повернул из стороны в сторону.
— Вы самое прекрасное из всего, что мне приходилось видеть, — выдохнул он. Элизабет зарделась.
— Не говорите глупостей, — пролепетала она. — Я…
— Самое прекрасное, — повторил Джеймс. Притянув ее к себе, он взял в руки благоухающий локон и провел им по своим губам. — Чистый шелк, — вымолвил он. — Я хотел бы касаться их, ложась в постель.
Элизабет, и без того смущенную, от этих слов бросило в жар. Щеки ее загорелись, и она охотно прикрыла бы их волосами, если бы Джеймс не взял ее за подбородок и не запрокинул назад ее голову, заглядывая в глаза.
Склонившись к ней, он поцеловал ее в уголок рта.
— Скоро вы перестанете краснеть. — Он поцеловал другой уголок. — Впрочем, может, мне настолько повезет, что я заставлю вас краснеть каждую ночь.
— Я люблю вас, — вымолвила вдруг она, не совсем понимая, почему говорит это сейчас, но чувствуя, что должна сказать.
Улыбка его стала шире, в глазах вспыхнула гордость. Однако вместо того чтобы ответить, он обхватил ладонями ее лицо и притянул его к себе, завладев ее губами в поцелуе, более глубоком и интимном, чем все предыдущие.
Элизабет словно бы таяла, тепло его тела перетекало в нее, зажигая неподвластный ей огонь. Она изнывала от возбуждения и желания и, когда он подхватил ее на руки и понес в спальню, не издала ни звука протеста.
Они упали на кровать. Элизабет чувствовала, как предметы одежды один за другим соскальзывают с нее, пока она не осталась в тоненькой сорочке из хлопка. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было их прерывистое дыхание, пока Джеймс не прохрипел:
— Элизабет… Я не могу…
Она подняла на него глаза, в которых светился молчаливый вопрос.
— Если ты хочешь, чтобы я остановился, — удалось выговорить ему, — скажи мне сейчас…
Она протянула руку и коснулась его лица.
— Скажи сейчас, — хрипло выдохнул он, — потому что через минуту я не смогу… Она поцеловала его.
— О Боже, — простонал он. — О, Элизабет…
Она понимала, что должна остановить его. Ей следовало бы выскочить из комнаты и не позволять ему приближаться к себе ближе, чем на двадцать футов, пока они не будут стоять рядом в церкви как муж и жена. Но любовь, как оказалось, сильное чувство, а страсть не многим слабее. И ничто — ни приличия, ни обручальное кольцо, ни даже непоправимый ущерб репутации и доброму имени — не могло помешать ей потянуться к Джеймсу, поощряя его сделать ее своей.
Дрожащими пальцами Элизабет прикоснулась к пуговицам его рубашки. До сих пор она не осмеливалась на это, но, помоги ей небо, она хотела коснуться его кожи. Ей хотелось гладить его выпуклые мышцы, ощущать, как колотится от желания его сердце.
Руки ее скользнули по его животу, помедлив, прежде чем вытащить из-за пояса брюк льняную рубашку. Она трепетала, с гордостью наблюдая, как сокращаются его мускулы под ее нежными пальцами, и знала, что он едва сдерживает желание.
Тот факт, что человек, который преследовал преступников по всей Европе и за которым, судя по намекам Кэролайн Рейвенскрофт, гонялись бесчисленные женщины, так реагирует на ее прикосновения, поражал Элизабет до глубины души. Она чувствовала себя такой… женственной, наблюдая, как ее маленькая рука выводит круги и сердечки на плоской поверхности его груди и живота. А когда он со стоном резко втянул в себя воздух, ощутила себя всесильной.
В течение целой минуты он терпеливо сносил ее любопытство, а затем с низким рычанием перекатился на бок, увлекая ее за собой.
— Хватит! — выдохнул он. — Не могу… больше…
Элизабет восприняла это как комплимент и изогнула губы в затаенной улыбке. Однако ее восторг по поводу одержанной победы оказался недолгим. Джеймс перевернул ее на спину, и не успела она перевести дыхание, как он оказался сверху, уставившись на нее типично мужским взглядом, в котором светилось откровенное желание.
Пальцы его нашли крохотные пуговки у нее на груди и с поразительным проворством и быстротой расстегнули все пять.
— Ах, — проворковал он, стягивая сорочку с ее плеч, — вот что нам нужно.
Он обнажил верхнюю часть ее груди и скользнул пальцами в ложбинку, прежде чем спустить сорочку ниже.
Элизабет вцепилась в покрывало, борясь с желанием прикрыться. Он смотрел на нее с такой страстью, что она ощутила тепло и влагу между ногами. Целую минуту он оставался неподвижным, не пошевелив и пальцем, глядя, как ее соски заостряются и твердеют.
— Сделай же что-нибудь, — выдохнула она наконец.
— Так? — мягко спросил он, накрыв ладонью острую вершинку.
Элизабет задохнулась, не в состоянии произнести ни слова.
— Так? — Он нежно ущипнул другой сосок.
— Пожалуйста! — взмолилась она.
— А, ты, наверное, имеешь в виду это! — грубовато произнес он и, склонившись над ее грудью, втянул в рот сосок.
