Вирджиния Хенли - Желанная
Брайенна Бедфорд наслаждалась свободой, которой не знала с того дня, когда связала судьбу с мужчинами дома Уорриков.
Виндзорские дамы проводили день на соколиной охоте, но Брайенна ускользнула от фрейлин и сокольничих принцессы Изабел и пришпорила лошадь, чтобы побыстрее пересечь залитую солнцем долину Темзы.
Брайенна понимала, что с ее стороны бессердечно чувствовать себя такой свободной и счастливой, когда ее мужчины — то есть мужчина, быстро поправила она себя, — сражается в чужой стране. Но почему она должна испытывать угрызения совести? Война стала для рыцарей образом жизни — они проводили все время в воинских забавах, мечтая лишь о битвах, окровавленных мечах и позолоченных шпорах. Рыцарство было куда важнее для мужчин, чем семья и брак.
Многие заботились о боевых конях гораздо больше, чем о женах! Они гордились шрамами, как знаками отличия, считали себя бесстрашными, закаленными людьми и мерились силой на турнирах, когда не было войны.
От быстрой езды волосы разметались и стелились по ветру золотым покрывалом. Длинные пряди на скаку задевали за бока лошади, но Брайенна, не обращая ни на что внимания, с почти безумным самозабвением мчалась вперед. Когда она выйдет замуж, придется закрывать Волосы и распускать их только в уединении спальни.
И тут нахлынули непрошеные воспоминания и вновь воскресили живую картину: Кристиан Хоксблад, стоя на Коленях, расчесывает ей волосы.
Девушка закрыла глаза, прогоняя незваные мысли, а когда вновь подняла ресницы, заметила, что на неб собираются синевато-черные облака, значит, в эту ночь будет гроза.
Ночь…
Она старалась не думать о ночах. Днем ни на секунду не оставалась без дела, вечером рисовала и работала над рукописями, но ночи… Ночи были полны сладостных чувственных грез, и ни одна из них никак не напоминала о будущем муже.
Чувство вины зажгло щеки багровым пламенем, при мысли о Кристиане горло сжималось и хотелось плакать. Брайенна, нерешительно вздохнув, повернула лошадь и направилась домой. У конюшни стояла кобылка принцессы Изабел, и девушка поняла, что охотники уже успели вернуться. Отдав сокола сокольничему, Брайенна, немного поколебавшись, вошла в конюшню, чтобы поискать Саломе. У нее ушло немного времени на то, чтобы найти великолепного кречета, и Брайенна тихо заговорила с птицей, восхищаясь нежными переливами красок на ее спине и у основания крыльев.
Хищник при звуках воркующего голоса взъерошил перья.
— Ты так же тоскуешь по нему, как и я? — еле слышно вырвалось у Брайенны.
Она осторожно погладила птицу по голове, но та молниеносно вцепилась когтями ей в пальцы. Брайенна тревожно вскрикнула, однако Саломе, как ни странно, не пыталась причинить боль, просто несколько мгновений не отпускала ее. Брайенна знала, что кречет мог в мгновение ока превратить ее руку в кровавые лохмотья, и винить за это было бы некого, кроме самой себя. Как похожа птица на хозяина — такая же зловеще неукротимая!
По пути назад Брайенна остановилась у массивной Круглой Башни, выстроенной из прекрасного бедфордского камня, провела рукой по шершавой поверхности, ощущая бесчисленные впадины и выбоины и находя в этом странное удовольствие.
— Я вернусь, — прошептала она. — Мои дети родятся в Бедфорде. Мы будем одной счастливой семьей.
Она не чувствовала себя глупо потому, что обращается к камню. Делить мечты, надежды и желания с частью природы казалось ей самой естественной вещью на свете.
Молния прорезала небо и ударила в башню. Брайенна испытала не столько страх, сколько чувство благоговения Это знак. Добрый или дурной? Ответа не было. Кто подал этот знак? Бог? Дьявол? Мать? Драккар?
Но тут о землю ударились первые крупные капли дождя, и девушка, забыв обо всем, побежала к себе. Она нашла убежище от ливня, но можно ли спрятаться от самой себя, от странных мыслей и переживаний?
Адель уже ушла в трапезную. Брайенна, зная, как тетка боится грозы, обрадовалась, что та решила поужинать с фрейлинами королевы в большом зале, где музыка и смех заглушают раскаты грома. Сама Брайенна решила остаться у себя. Одиночество было ей по душе. Она сделает наброски и, возможно, успеет их раскрасить. Девушке не терпелось запечатлеть нежное оперение Саломе и мрачное величие бедфордширского камня.
Вскоре она уже сидела за своим рабочим столом с хрустящим яблоком в одной руке и кусочком угля в другой и сосредоточенно работала. Постепенно на пергаменте появились Каменная Башня, а потом кречет, слетающий с зубчатых стен на протянутую руку рыцаря.
Упрямые неотвязные мысли снова возникли в голове. Что-то настойчиво призывало ее. За кругом света, отбрасываемого свечами, комната была погружена в полумрак. Что-то ждало ее там, в окружавшей тьме.
Что-то. Или кто-то.
Молния вновь расколола тьму, стало светло как днем, Брайенна увидела, что в комнате не было никого, кроме нее, с ее тревожными мыслями, витавшими в воздухе. Она может создать картину на пергаменте, причем настолько реальную, что станет ощущаться шероховатость камней, будет слышен свист крыльев и уловим запах кожи, исходящий от нагрудника рыцаря. Но суме ли она так же создать подлинную живую сцену в то святилище, куда осмеливается вступить, и в ближайшее время стать частью этой сцены?
Эта идея интриговала девушку, искушала постепенно попытаться. Порывшись в сундуке, она нашла серый бархатный плащ матери, к которому не прикасалась со дня турнира, и нерешительно встала перед зеркалом Брайенна сознавала: глупость, которую она собирается совершить, в тысячу раз безрассуднее заигрывания с кречетом. Но противиться уже не могла.
Вызывающе подняв подбородок, она решительно накинула плащ на плечи, и вдруг перед глазами все смешалось и завертелось. Она оказалась в башне, за стенами которой оглушительно гремел гром, сверкали синие молнии. Какой-то рыцарь держал ее в объятиях, большие руки шарили по ее телу, абсолютно нагому под серым бархатным плащом, и, хотя Брайенна вся сжималась от грубых прикосновений мужчины, все же соблазнительно выгнулась навстречу ему. При свете молнии она увидела, как аквамариновые глаза расширились от вожделения, и протянула тонкую руку, чтобы пригнуть светлую голову к пересохшему от желания рту.
— Роберт… муж… — выдохнула она в его губы, и почувствовала, как они стали мягкими в ожидании любви.
Он лихорадочно-поспешно пытался освободиться от одежды, прижаться к шелковистому телу девушки, глубоко войти в нее. Раздевшись, притянул Брайенну к себе. Нежная, дразняще-прохладная ручка скользнула по его широкой груди, погладила живот; пальцы сомкнулись вокруг напряженной мужской плоти.
