Мэри Бэлоу - Смятение чувств
Так что же это: сила или слабость? В семнадцатилетнем возрасте он пришел к выводу, что все-таки это слабость, и положил ей конец – пока не приключилась история с Флорой Эллис. Вновь согласившись стать козлом отпущения, Дэвид окончательно убедился в слабости своего характера. Он помог выпутаться Джулиану, но скрыл от Ребекки то, что она была вправе знать перед тем, как предпринять бесповоротный шаг, выйдя замуж за Джулиана. Дальнейшее поведение Джулиана свидетельствовало о том, что Ребекке все-таки надо было сообщить всю правду. Следовало бы предоставить ей возможность принять решение, основанное на знании этой правды.
После случая с Флорой Дэвид понял, что правда всегда лучше. Он проявил слабость, согласившись скрыть правду от Ребекки.
Ну а на этот раз?
Он заверил жену в том, что между ними больше нет тайн, что все окончательно выяснено.
Он вновь согласился стать козлом отпущения. Она предложила довольно логичную, на взгляд Дэвида, интерпретацию минувших событий, а он не стал ее разубеждать. Ребекка предположила, что именно у Дэвида был роман с Синтией Шерер, а он не отрицал этого обвинения. Ребекка решила, будто схватка не на жизнь, а на смерть вспыхнула между Джорджем Шерером и Дэвидом, а Джулиан попытался ее остановить. Дэвид согласился с этой версией.
Он отнял у нее Джулиана. Она оставила себе лишь воспоминания о своем первом, счастливом замужестве. Их Дэвид отнимать не стал. Он не мог пойти на это. Ведь у нее больше ничего не осталось.
Он не был уверен, что ему стало бы легче, расскажи он ей всю правду. Ведь он действительно убил Джулиана. Вся правда, возможно, выглядела бы еще хуже. Правда состояла в том, что он целился не в Шерера, а в Джулиана. Хотя решение и было принято в долю секунды, без всяких раздумий, Дэвид тем не менее прицелился в Джулиана и убил его.
Принесло ли бы какую-то пользу, если бы теперь Дэвид попытался снять с себя обвинение в меньшем проступке? Отрицать свою любовную свяаь с леди Шерер? Он смог бы сделать это убедительно, лишь обвинив Джулиана. И тем самым уничтожив в душе Ребекки идеализированный образ ее бывшего мужа – самое ценное из того, что она хранила в памяти. Дэвид не смог этого сделать. Он бы никогда этого не сделал.
Это слабость? Или сила?
Дэвид решил, что в данном случае это не имеет значения.
Хотя это и казалось не правдоподобным, их жизнь во многом шла, как прежде. Они продолжали свою работу, обедали и танцевали с друзьями, играли с сыном. Они даже занимались любовью.
В ту первую ночь Дэвид испытал соблазн лечь спать где-нибудь в другом месте, но он знал, что, поступив так, он больше никогда не смог бы вернуться к жене. А ведь им предстояло провести вместе всю оставшуюся жизнь. Какое-то время он молча лежал рядом с Ребеккой, но когда повернулся, чтобы обнять ее, она приняла его ласки не с прежней готовностью подчиниться ему, не с недавней страстью. Она занималась с ним любовью, закрыв глаза. Она проявляла какую-то особую нежность.
Будто сумела прочувствовать и понять его боль.
Будто изо всех сил стремилась простить его.
Словно сама хотела простить себя за то, что не отвергла Дэвида.
Словно пыталась, несмотря ни на что, полюбить его.
К концу января Дэвид уже отнюдь не был уверен, что они смогут продолжать жить так, как живут сейчас, что они когда-либо смогут наконец расстаться с прошлым и устремиться в будущее. Он не знал, что их сейчас объединяет – любовь или отчаяние. Что это такое – начало новой жизни? Или же начало конца?
Он этого не знал…
Но в конце января пришло письмо. Граф Хартингтон в обычной для него официальной манере звал их приехать в Крейборн. Речь идет, писал граф, о деле, не терпящем отлагательств. Они должны приехать немедленно – вдвоем.
Глава 21
Крейборн, 1858 год
После краткого обмена мнениями супруги решили взять Чарльза с собой. Однако, разумеется, этот шаг был вынужденным, поскольку они смогли бы расстаться с сыном не больше чем на день.
Несмотря на громкие протесты Чарльза, его повезли в купе в сопровождении няни, горничной его матери и камердинера отца. Дэвид и Ребекка ехали одни в отдельном купе, с тревогой обсуждая возможные причины столь внезапного вызова.
– Может быть, папа заболел, – уже, наверное, в десятый раз высказала предположение Ребекка. Это казалось единственным разумным объяснением. Но непонятно: почему, если заболел граф, письмо написал он сам, а не Луиза. Если только это не затяжная болезнь, которая медленно приближает его конец. О подобной возможности они не говорили, хотя подразумевали ее.
А вдруг заболела Луиза? Или Кэти… А может, ни с кем ничего и не случилось… Возможно…
В конце концов они исчерпали все варианты. Но ни к чему так и не пришли. Никаких иных предположений они больше высказать не смогли, а поэтому переключились на другие темы. Какой-то замкнутый круг…
– Скоро нам все станет ясно, – решил наконец Дэвид и положил тем самым конец дискуссии. Ведь все равно они уже приближались к Крейборну.
Ребекка вспоминала их последний визит к графу, когда они подъезжали к его дому на экипаже, который отец специально послал за ними. Это было всего несколько недель назад – на Рождество.
С того времени все переменилось. Все и ничего. Интересно, заметят ли граф и Луиза, что Ребекка и Дэвид как-то изменились? И действительно ли они стали какими-то другими? Ведь их жизнь во многом осталась той же, что и прежде. Минувшим летом необычным оказался лишь тот короткий месяц счастья. И все же этот самый месяц неожиданно создал – или возродил – прочные узы между ними.
Будь то к лучшему или худшему – они поженились, и Ребекка никак не могла окончательно убедить себя, будто сожалеет, что Дэвид вовлек ее в брак обманным путем, сыграв на ее уязвимости, скрыв истину о том, что на самом деле произошло в Крыму.
Она знала, что ей следовало бы сожалеть. Почувствовать, что ей отныне невмоготу жить с Дэвидом. Однако на самом деле она этого не ощущала. Наоборот, за последнее время она обнаружила, с какой неожиданной глубиной ее охватило чувство привязанности к Дэвиду.
Глядя из окна экипажа, Ребекка подумала, что дом графа выглядит совершенно обычно – нет никаких внешних признаков того, что в этом доме произошло нечто серьезное.
Экипаж остановился.
– Я отнесу Чарльза в детскую комнату и устрою его там, – сказала Ребекка. – Ты же, Дэвид, сможешь разыскать отца и успокоиться. Или он сам найдет тебя. Он, вероятно, видел, как подъезжает экипаж.
Но в холле их встретил дворецкий, который выглядел, как обычно, – величественным и суровым. Он предложил, чтобы ребенка наверх отнесла няня. Его светлость, добавил дворецкий, желал бы без промедлений повидаться в библиотеке с лордом и леди Тэвисток.
