Вера Крыжановская-Рочестер - Месть еврея
Но какими судьбами Руфь, похитившая целое состояние и имевшая право на помощь своего богатого любовника, впала в такую нищету, что ребенок находится во власти прохожих?
Возвращение посланной прервало размышления банкира.
– Возьмите, пожалуйста, девочку в мою спальню, – произнес он, проводя рукой по кудрявой головке малютки, которая в смущении жалась к нему.
Когда горничная увела маленькую Руфь, Гуго в сильном волнении стал ходить взад и вперед по комнате. Перед ним воскресло прошлое. Как встретится он с изменницей-женой? Что предпримет относительно ее самой и ее ребенка, ребенка его соперника, почти всегда удачливого, которого судьба снова наделила полным благополучием?
– Ах, хоть бы отец мой дал мне добрый совет и указал бы истинный путь. Я теряюсь в хаосе моих чувств, – подумал он и сел к бюро, взяв в руки карандаш.
Едва успел он закончить свою маленькую молитву, как таинственная сила писала на бумаге следующее: «Разве тебе нужен мой совет, чтобы понимать голос совести? Какие счеты могут быть с умирающей, тяжко наказанной судьбой? Прими в свой дом ту, которую изгнала из него твоя жестокость, и невинного ребенка, который не может не вызвать в твоем сердце милосердия. Таким великодушием ты приобретешь право на великодушие людей к себе».
Когда девочка возвратилась, прелестная в своем изящном платьице, Гуго чувствовал себя снова спокойным. Посадив малютку к себе на колени, он стал ее расспрашивать о ее жизни и матери. Несмотря на робкие ответы девочки, ему представилась такая раздирающая душу картина нищеты, лишений и нравственных мук, что сердце его наполнилось искренним, горячим состраданием.
– Бедная крошка, отныне ты не будешь терпеть ни голод, ни холод, ничья жестокая, грубая рука не будет тебя мучить, – мысленно сказал он себе.
Когда затем он хотел продолжать разговор, то увидел, что ребенок, утомленный разнородными ощущениями, припал кудрявой головкой к его груди и заснул глубоким сном. В шесть часов Гуго вышел с Руфью и направился по указанному адресу. Идти пришлось недолго, а отдохнувшая и повеселевшая девочка гордилась, что идет рядом с ним. У одного из тех огромных зданий, которым спекуляция нынешнего времени даже снаружи дает вид казармы, девочка повернула в ворота, затем повела банкира через двор, через другой и, наконец, стала подниматься по темной крутой лестнице, слабо освещенной закопченной лампой.
– Боже мой, как больная женщина может взбираться на такую вышку? – подумал Гуго, когда запыхавшись сам, остановился, наконец, перед полуоткрытой дверью, из которой валил пар и несся удушливый запах мыла и стирки. Он вошел вслед за девочкой в полутемную комнату, где несколько женщин хлопотали возле узлов с бельем.
– Кармен Петесу дома? – спросил банкир, вынимая свой надушенный платок, так как ему было трудно дышать в этой непривычной для него атмосфере.
Высокая худая женщина с сухим и злым лицом поднялась с места, но, увидев Руфь так хорошо одетой и с ней изящного молодого человека, она не вдруг ответила на вопрос; на ее тощем лице отразилось удивленное недоверчивое выражение.
– Вдова Петесу еще не вернулась, но скоро должна прийти. Если вы желаете подождать, то я провожу вас в ее комнату.
Она взяла лампу, и банкир вошел вслед за ней в соседнюю каморку под самой крышей, куда вело несколько ступенек. Поставив лампу на прогнивший расшатанный стол, она ушла. С мучительно стесненным сердцем Вельден окинул взглядом жалкое убежище; все в нем говорило о крайней нищете: два соломенных стула, старый комод и плохая кровать, покрытая изношенным одеялом с подушками из клетчатого холста, составляли всю обстановку жены. Невольно вспомнился ему роскошный будуар Руфи, ее кокетливая уютная спальня, обитая вишневым атласом, и кровать с дорогим пологом и кружевными наволочками. Как несчастная женщина могла жить в такой конуре? Как могла она пасть так низко?
Сухой кашель, раздавшийся в комнате прачки, прервал его размышления и заставил его содрогнуться. Затем послышался усталый голос:
– Какой-то господин, говорите вы, ждет меня? Это какое-нибудь недоразумение, я никого не знаю.
Банкир невольно отодвинулся в тень, чтобы не быть тотчас узнанным.
Вошла Руфь, одетая в черное платье.
– Мама, мама, погляди! – кричала девочка, бросившись к ней навстречу, когда та заперла дверь.
Но вдруг малютка замолчала. Молодая женщина повернулась, ища глазами незнакомца, и с ужасом остановилась на муже, стоявшем у ее постели. Она не заметила выражения скорби и сострадания в его глазах. Протянув руки, как бы отталкивая призрак, Руфь, шатаясь, попятилась и упала бы, не поддержи ее банкир и не усади на стул. Испуганный ребенок спрятался в самый темный угол.
– Самуил, ты нашел-таки меня, безжалостный!.. – прошептала больная. – Ах, зачем я не приняла яд, который ты давал мне тогда! Ты был бы не менее отомщен, а я не была бы такой несчастной!
Глухой всхлип прервал ее слова, и она снова закашлялась.
Вельден с ужасом заметил кровь на платке, который она поднесла к своим губам.
– Несчастная женщина, не напоминай мне поступок, о котором я так много скорбел. Я пришел загладить мою жестокость и снова ввести тебя под мой кров, которого ты не покинула бы, отнесись я к тебе человечнее.
Он наклонился к ней и положил руку на ее влажный горячий лоб. Руфь удивленно и недоверчиво на него взглянула.
– Тебя ли я слышу, Самуил? Не грезится ли мне это доброе слово? Но нет, я вижу по твоим глазам, что сердцу твоему доступно милосердие. Так не откажи исполнить мою последнюю просьбу: возьми ребенка на свое попечение, забудь его происхождение и спаси невинное создание от нищеты и позора.
– Я беру вас обеих. Ты поправишься, Руфь, и бог пошлет нам если не счастье, то покой.
Больная покачала головой.
– Для меня все кончено, – ответила она с грустной улыбкой, – дни мои сочтены, я это знаю, предоставь меня моей судьбе. Несчастной, умирающей, опозоренной, что мне делать в твоем блестящем доме?
– Перестань, Руфь! Бог один может судить нас, и я никому не обязан давать отчет в моих делах. Ты приедешь со мной в Пешт, и никто не будет знать, где и как я тебя нашел, а если Господу богу будет угодно отозвать тебя, ты умрешь в доме твоего мужа. Теперь до свидания, я не хочу, чтобы ты провела ночь в этом углу, я сделаю надлежащие распоряжения, пришлю тебе приличную одежду и часа через полтора приеду за вами.
Проходя обратно через комнату прачки, он подозвал хозяйку, расплатился с ней за Руфь и объявил, что ее жилица уезжает сегодня вечером. Затем он сделал необходимые покупки и нанял в отеле комнаты, смежные со своими. Два часа спустя Руфь, прекрасно одетая, устроена была с ребенком в комфортабельном прекрасном помещении. Она была как во сне, а эта роскошь и удобства, которых она была так долго лишена, доставляли ей чувство невыразимого блаженства. Вечером, когда девочка легла спать, супруги остались одни. Облокотясь на стол, Гуго задумался, а тревожно наблюдавшая за ним Руфь вдруг залилась слезами и, схватив руку мужа, прижала ее к своим губам.
