Виктория Холт - Страстная Лилит

– А мы вот и ушли.

– Стало быть, я напрасно волновалась. Идемте. Позвольте мне показать вам вашу комнату.

Лилит, ведя мальчика за руку, последовала за Амандой. Начиналась новая жизнь.

Лею нравился его новый дом. В первые дни он часто спрашивал об отце.

– О, Лей, с ним все в порядке. Перестань волноваться о нем.

– Домой? – говорил Лей, когда Лилит выводила его гулять.

– Не сегодня, дорогой.

Казалось, мальчик понимал ее страхи во время их прогулок, ее осмотрительность, осторожность, с которой она поворачивала за угол, а затем внимательно осматривала улицу. Это казалось Лею новой игрой; он начинал смеяться, и глаза его сияли.

Через несколько недель он, казалось, почти забыл отца и свой старый дом.

Бедный Сэм, думала Лилит. Что он мог сделать? Он не знал, где живет Аманда, потому что из осторожности она никогда не упоминала в разговоре с ним Уимпоул-стрит. Он догадается, что она у Аманды, но что толку, если он не знает, где живет Аманда?

Вскоре Лей перестал упоминать отца. Главными людьми в его жизни были мать и Аманда; слуги, игнорировавшие его первые несколько дней, вскоре были покорены его обаянием и начали соперничать ради удовольствия поиграть с ним. Был еще один человек, интересовавший Лея. Малыш, бывало, стоял у кухонного окна, разглядывая ноги поднимавшихся на парадное крыльцо людей. Ему особенно нравились те, что принадлежали этому человеку.

Однажды он стоял во внутреннем дворе, когда появился этот человек.

– Привет, приятель, – сказал Лей.

– Привет, – ответил человек.

Лей с трудом одолел две ступеньки, ведущие на дорожку, на которой стоял человек, и радостно засмеялся, нарушив запрет подниматься по этим ступенькам.

Потом он с серьезным видом достал из кармашка своего передничка печенье и, разломив его пополам, дал половинку человеку.

– Это тебе, приятель, – сказал он.

– Очень щедро с твоей стороны, – заметил человек. – Ты хочешь поделиться со мной?

Лей ответил:

– Это повариха испекла. Очень вкусно.

Человек положил печенье в карман, после чего Лей свою половинку тоже положил в кармашек передника.

– До свиданья, – сказал он.

– До свиданья, – ответил человек.

Лею нравился этот человек, и он старался увидеть его при любой возможности. В воображении мальчика образ его отца слился с образом этого человека.

Однажды он вышел из комнаты, в которой жил вместе с матерью, и смотрел сквозь перила вниз. Ему была видна вся лестница до самого низа; сто миль, подумал Лей и, тут же увидав человека, позвал его:

– Приятель! Приятель!

Человек услышал его, поднял голову и помахал рукой. Лей помахал в ответ.

– Осторожнее, – сказал человек. – Не упади.

– Осторожнее, приятель, – ответил Лей. – Ты тоже не упади.

Он часто выходил на лестничную площадку и смотрел вниз, ожидая этого человека.

Однажды он увидел, что тот вошел в комнату и закрыл за собой дверь; Лей поддался искушению, так как рядом никого не было; он осторожно спустился вниз и, подойдя к двери, в которую вошел человек, не мог удержаться, чтобы не дотронуться до дверной ручки. Он не хотел ее поворачивать, потому что мама говорила, что он ни в коем случае не должен входить ни в какую комнату. Но его пальцы сами повернули ручку, и дверь открылась; прежде чем он сообразил, что делает, Лей уже стоял на пороге комнаты.

Это была красивая комната, огонь плясал в камине, и кочерга и каминная решетка, которые, как он думал, сделаны из золота, казались красными и сияли. И вся комната казалась ярко-красной вперемежку с синим, и все было таким большим, что Лей вспомнил, что он маленький. Он бы немножко испугался, если бы за огромным столом не сидел этот человек, глядя на огромные книги.

– Привет, приятель, – робко сказал Лей.

– А, привет, – ответил человек. – Ты пришел навестить меня?

Лей приподнял плечи, что он делал, когда бывал очень доволен. Он осторожно закрыл за собой дверь и приложил к губам пальцы, как бы говоря: «Тише, приятель, потому что мне здесь нельзя находиться».

Лей подошел и остановился у стола. Его голова была как раз вровень со столом, так что, приподнявшись на цыпочках, он мог видеть книги и карандаши в стакане письменного прибора.

– Что ты делаешь, приятель? – спросил он.

– Читаю, – ответил человек, – пишу и изучаю кое-что. Лей подошел и положил руку на колено человека.

– Подними меня, приятель. Хочу посмотреть.

Человек поднял его, и он, усевшись на колено приятеля, начал разглядывать на столе удивительные вещи. Человек объяснил ему, как используют ручки с пером, чернила и пресс-папье. Он показал Лею чернильницу, сиявшую как золотая; потом он показывал ему картинки в большой книге. На этих цветных картинках были изображены человеческие тела и всякие странные вещи.

– Это что такое? – время от времени спрашивал Лей, тыча в страницу пухлым пальчиком.

– Это сердце. У тебя тоже есть такое.

– И у тебя, приятель?

– Да, у меня тоже. У всех есть. – Человек показал ему, как слушать биение сердца и как щупать на запястье пульс. – Это механизм, благодаря которому ты живешь, – сказал он.

Лей не понял, но ему нравилось смотреть на то, как двигались его губы, когда он говорил. Этот человек показал ему портреты других людей. Был такой доктор Дженнер, сказал он, который спас людей от оспы; а доктор Паре, живший давно, был знаменитым французским хирургом; и был доктор Гарвей, открывший, как движется кровь в телах людей.

– Я тоже доктор, – сказал человек.

– А я доктор, приятель?

– Нет, но ты мог бы стать доктором, когда вырастешь... возможно.

– Как ты?

– Думаю, что да. А возможно, даже лучше, потому что к тому времени люди будут знать много больше.

Лей не мог оторвать глаз от лица человека, когда тот говорил; и слова, которые он произносил, ему тоже очень нравились.

Лилит заволновалась. Одна из служанок видела, что ребенок вошел в дверь, и рассказала ей об этом. Лилит встревожилась. Лею было сказано, чтобы он не ходил из своей комнаты вниз и не поднимался вверх, когда бывал со служанками в хозяйственных помещениях. Если бы Лей начал мешать в доме, это могло бы сорвать все ее планы. Она торопливо направилась к библиотеке и постучала в дверь.

– Войдите, – раздался голос хозяина дома.

Открыв дверь и увидев своего сына за столом с доктором, Лилит по выражению лица последнего поняла, что он был доволен обществом Лея не меньше, чем Лей был доволен его обществом.

– Я... простите, сэр, – сказала Лилит. – Я понятия не имела, что он вас беспокоит. Ему было сказано, что в эти комнаты ему нельзя заходить.

Лей заговорщически поднял плечи и ободряюще улыбнулся доктору, как бы говоря: «Ничего страшного, приятель. Не бойся». А потом прошептал: