Чарльз Норрис - Зельда Марш
— Я нашла работу.
— Где, какую?
— Не все ли теперь равно? Я честно зарабатывала свой хлеб.
— Видишь ли, я не мог продолжать искать тебя из-за Моррисона. Надо было взять кого-нибудь на твое место и начать играть. Койн выкопал где-то эту Иду Перкинс, но она не годилась: согнутая в дугу, как задняя нога у собаки! Когда мы приехали в Колорадо, я немного закутил — а она удрала, забрав кошку и собаку и все мои деньги до последнего цента! Обчистила меня до нитки! Пришлось порвать с Моррисоном. Плохо приходилось одно время… А потом подвернулся Эмерсон, наобещал с три короба, я и поехал с этим выродком на восток!
Он продолжал рассказывать подробно о своей жизни, и Зельда внутренне дрожала, внимая ему. Боже, какой участи она избегла! Может быть, он и не опустился бы так сильно, если бы она осталась с ним, но она-то никогда не поднялась бы над тем болотом, в которое он тянул ее! Водевили, сомнительные гостиницы, грубая пища, общество вульгарных людей… Она сравнила его с Томом… и невольно поморщилась. Джордж заметил изменившееся выражение ее лица, но истолковал его по-своему.
— Тебя немного волнует, что снова видишь мужа, не правда ли? И я взволнован, ей богу! Я чертовски скучал по тебе после нашей стычки во Фриско. Одно время просто места себе не находил. Ты не поверишь, как много я и после думал о тебе! Проехал восемь тысяч миль, чтобы увидеть тебя! Это ли не доказательство? А ты, Зель, ты не забывала меня? Жалела хоть иногда, что мы расстались?
Поставив бутылку и стакан на камин, он подошел к ее креслу и тяжело оперся коленом на сиденье. Раньше, чем она успела отодвинуться, сильный запах виски ударил ей в лицо.
— В чем дело, Зель? Ты не рада, что после стольких лет твой старик снова с тобой?
Она встала — и он выпрямился, двинулся за ней, умоляя:
— Да говори же, Зель! Не часто ведь бывают такие славные парочки, как мы с тобой были! Как мы дурачились и веселились, помнишь? Ты была такой нежной и доброй женушкой. И только благодаря тебе я держался на ногах. Я никогда не забуду, как ты ухаживала за мною и в Сиэтле, когда я слег, и потом, когда я хватил яду… Не знаю, умел ли я показать тебе тогда, как безгранично я тебе благодарен за все… Зель, не злись на меня больше! Я готов был еще тогда во Фриско забыть прошлое, так отчего бы тебе сейчас не сделать то же самое? Будем снова друзьями. Я тебя страх как любил, Зель, и будь я проклят, если не люблю и сейчас точно так же! Будь ты со мною, все было бы иначе. А я никогда не переставал любить тебя. Я поступил с тобой гнусно, я теперь сознаю это. Но разве ты не можешь простить? Не скажешь: «Ладно, Джордж, все забыто»? Не будешь снова ласкова ко мне, как бывало? Ты теперь на высоте счастья. И я ничего не могу предложить тебе, кроме этого старого глупого сердца, которое всегда принадлежало тебе.
Он поймал Зельду за руку и попытался привлечь к себе. Но она вырвалась и отошла. Ее ужасала мысль о близости между ними. Она встала так, чтобы стол их разделял.
— Между мною и тобою навсегда все кончено, Джордж.
— Что ты хочешь этим сказать?!
— Именно то, что сказала. Ты сейчас уйдешь из этой комнаты и никогда больше не будешь снова пытаться увидеться со мной.
— О Зель, не говори так! Я проделал этот путь из Манилы только для того, чтобы увидеть тебя!
— Я намерена развестись с тобой, Джордж, и начну хлопотать об этом, как только появится такая возможность.
— Развестись со мной?
— Да, и отныне мы пойдем разными дорогами.
Он смотрел на нее с изумлением, с трясущейся челюстью.
— Господи, помилуй! — воскликнул он помолчав. — Я приехал с другого конца света к своей собственной жене, а она мне заявляет, что намерена развестись! Слыхал ли кто что-нибудь подобное, я вас спрашиваю!
— Да, Джордж, нашим отношениям давно конец, и я хочу, чтобы сегодняшняя встреча была последней.
— Господи! — только и повторял Джордж.
— Ты можешь, если тебе угодно, повидаться с моим адвокатом, он тебя уже разыскивал.
— С твоим адвокатом! А не придется ли тебе повидаться с моим? Требовать развода намерена ты? А на каком основании?
— На том основании, что ты меня бросил, не содержал, жестоко обращался со мной, ты ведешь распущенный образ жизни… да мало ли какое основание можно привести!
— Только не в этом штате!
— Ничего, это мы устроим…
Ее хладнокровие ошеломило Джорджа. Он начал мигать, подбородок у него задрожал, — и вдруг, к удивлению Зельды, он бросился на кушетку и, заслонив глаза рукой, заплакал. Вынул платок и, не скрываясь, утер глаза.
— Никогда я не думал, что ты можешь поступить так подло, — сказал Джордж разбитым голосом. — Что ты можешь так поступить со мной.
Она молчала, с трудом сдерживая свое раздражение.
— Я… я считал каждый час, каждую минуту… летел к ней, — он снова всхлипнул, — и вот… вот что она мне преподносит! А я так гордился, так гордился тобой сегодня вечером! И я сказал парочке, что сидела возле меня, и одному парню, который мне попался в фойе в антракте, что ты — моя жена!.. — Он рыдал, уткнувшись в платок.
Постукивая пальцами по столу, Зельда ждала, когда он успокоится. На лице ее было выражение холодной решимости. Она думала: «Долго ли мне еще сидеть здесь и возиться с ним? Когда же он уберется»? — Она мысленно уже говорила с Томом по телефону. Рано утром она скажет ему, какой у нее был посетитель… К этому времени Том получит и письмо о Майкле. Создаст ли то и другое отчуждение между ними?
— Я проехал восемь тысяч миль — и вот сюрприз! — плакал Джордж, качая головой и сморкаясь. — Что в сравнении с этим все муки ада?
— Зель, — сказал он, с мольбою подымая на нее свои выцветшие, залитые слезами глаза, — разве у тебя совсем нет сердца? Человечности? Собаку ты не выгнала бы так, как гонишь меня. Я истратил все до последнего цента, чтобы добраться сюда. Чего только не перенес в дороге! Занял у одного парня пять долларов, чтобы купить билет и увидеть свою жену на сцене. И я все время твердил себе: «Зель тебе обрадуется, старина! Она не отвернется от тебя. Она позаботится о тебе, как делала всегда, и найдет тебе местечко в своей труппе или какой другой, она ведь знает, что ты можешь делать. И ты ей докажешь, как ценишь ее доброту, и сделаешь так, чтоб она гордилась тобой!» Вот что я сотни раз говорил себе — сто раз в день! И вот я здесь — и такой прием!
— Очень сожалею, — сказала она безучастно.
— Ах, так вот ты как! — зарычал он вдруг, вскакивая на ноги с побелевшим от гнева лицом. — Это все, что ты можешь сказать? Только «сожалеешь»? Ничего больше?
Внезапность этой перемены испугала Зельду. Сердце у нее забилось, но она и бровью не повела. Бешенство покинуло Джорджа так же внезапно, как вспыхнуло.
