Томас Шерри - Ночные откровения
— И, возможно, моя жизнь так бы и катилась по этой проторенной дорожке — не повстречайся я с тобой. Твое появление на моем пути все переменило. Чем больше я узнавал тебя, тем чаще задавался вопросом: действительно ли вещи, которые я считал постоянными, столь неизменны — или они только кажутся таковыми, потому что я страшусь перемен?
По мере того, как рассказ удалялся от трагичных событий, тело Элиссанды потихоньку расслаблялось. Под рукой Вира плечо жены больше не казалось окаменевшим.
— Два дня назад я признался во всем Фредди. Этот разговор было ужасно трудно начать, но после я ощутил себя настолько легко и свободно, как давно уже не чувствовал. И за это следует благодарить тебя.
— Замечательно, что вы с лордом Фредериком поговорили по душам, но в чем моя заслуга? — искренне удивилась Элиссанда.
— Помнишь свои слова о Дугласе: «Я не позволяла отнять хоть кусочек моей души, даже когда он был жив, и не позволю уничтожать меня из могилы»? Они поразили меня. До той минуты я и не понимал, что позволил отцу отнять часть собственной души. И пока не осознавал своей ущербности, не мог собрать себя воедино.
Вира переполняла благодарность. Но то, что Элиссанда даже не подозревала о переменах в его душе, причиной которых стала, лишний раз доказывает, в какого скрытного человека он превратился.
— Очень рада, что оказалась полезной, — довольно и вместе с тем смущенно пробормотала Элиссанда. — Но я вряд ли достойна твоих похвал. Ты же видел: мне снова снился кошмар. Я ни для кого не могу служить достойным примером силы духа.
— Ты пример для меня, — заверил муж. — И разве я плохо вооружился против твоих дурных снов?
— Да, как раз собиралась спросить! Откуда ты знаешь, да еще наизусть, мою любимую книгу?
— Поинтересовался у твоей матери, не помнит ли она, какие книги про Капри тебе нравились. Миссис Дуглас процитировала отрывок из твоей любимой, но запамятовала название. Так что пришлось потрудиться.
Маркиз заказал в семи книжных лавках все различные путеводители, в которых говорилось об Италии. Книги доставили в гостиницу, и по возвращении из театра Вир ночь напролет штудировал каждую страничку с упоминанием о Капри, пока не наткнулся на знакомые фразы.
— Я намеревался читать тебе книгу, пока ты не уснешь, если вдруг снова увидишь кошмар. Но потом сообразил, что для чтения потребуется свет, и заучил рассказ наизусть по дороге в Девон.
— Это… это ужасно мило, — скрипнув кроватью, Элиссанда придвинулась ближе и поцеловала мужа в губы.
— К сожалению, я помню дальше всего лишь два абзаца. Знай я, что путеводители обладают таким эротическим воздействием, вызубрил бы текст от корки до корки.
— О, кто бы сомневался! — хихикнула жена.
Маркиз зарылся пальцами в ее прохладные волосы.
— Если хочешь, я выучу — даже если мне навсегда будет запрещено соблазнять тебя историями о Капри.
Элиссанда прислонилась щекой к его щеке — обычный жест, но Вира затопила невероятная признательность.
— Подходящий ли сейчас момент извиниться за то, что я вел себя на развалинах, как набитый дурак?
С того самого дня его не переставали мучить угрызения совести.
Элиссанда немного отодвинулась, чтобы заглянуть мужу в глаза.
— Только если сейчас подходящее время для моих извинений за то, что принудила тебя жениться.
— Значит, я прощен?
— Уже давно, — уверила жена.
Раньше Вир полагал, что простить — означает оставить обиду безнаказанной. Теперь он наконец-то понял: прощение относится не к прошлому, а к грядущему.
— А я? Я прощена? — с ноткой тревоги в голосе спросила Элиссанда.
— Да, — ответил Вир, вложив в короткое слово все свое сердце.
Прерывистый выдох выдал ее облегчение.
— Теперь мы можем двигаться дальше.
Теперь можно обратиться к будущему.
Глава 22
— А что означает «Pedicabo ego vos et irrumabo»? — поинтересовалась Элиссанда, поднимаясь по крутой тропинке, ведущей на вершину холма.
Рассвет был ясным и солнечным. Открывшийся великолепный вид на первозданные утесы и бурное море пленял с первого взгляда.
После завтрака супруги наняли экипаж и отправились в Комб-Мартин, ближайшее к Скалам Висельника селение, а уже оттуда пошли пешком по дорожке между зеленеющих пустошей, где пощипывали травку белошерстые козы.
Маркиз как раз отпивал глоток воды из захваченной в дорогу фляги. При этом вопросе он поперхнулся точно так же, как его младший брат в тот вечер, когда прозвучавшая фраза была выдана за девиз семейства абингдонских Эджертонов. Элиссанде пришлось хорошенечко стукнуть мужа по спине, чтобы тот смог вдохнуть.
— Бог мой, ты еще помнишь это? — одновременно отфыркивался и хохотал Вир.
— Ну, конечно. Только это вовсе не фамильный девиз, правда?
— О, нет! — скорчился от нового приступа веселья маркиз. — По крайней мере, очень на сие надеюсь.
Она обожает смех этого мужчины. Тем более что ему пришлось преодолеть такой долгий и одинокий путь к этому счастливому дню, когда они могут рука об руку наслаждаться прогулкой по западному побережью.
— Тогда что же это? — подняв шляпу Вира, свалившуюся на тропинку, и пригладив мужу волосы, Элиссанда водрузила головной убор обратно, долго подбирая нужный угол: она ведь пока мало знает о мужской манере одеваться.
— Это строка из стихотворения Катулла, наверное, самого непристойного, которое ты могла бы прочесть в своей жизни, — ответил маркиз, заговорщицки понижая голос. — Настолько неприличного, что сомневаюсь, опубликуют ли когда-нибудь его перевод[61].
— Даже так? — необходимо разобраться досконально. — Рассказывай.
— Воспитанной леди вроде тебя не подобает о таком спрашивать, — поддразнил муж.
— Воспитанному джентльмену вроде тебя не подобает увиливать от ответа, иначе воспитанная леди будет вынуждена обратиться к твоему брату.
— О-о-о, шантаж!.. Мне нравится! Ну что ж, если тебе любопытно, то первый глагол относится к содомии, — Вир снова разразился смехом, на сей раз от выражения лица Элиссанды. — Не смотри на меня так — я предупреждал, что стихотворение грубое.
— Очевидно, я вела чересчур затворническую жизнь. В моем представлении грубость — это обозвать кого-то мерзким и глупым. А есть и второй глагол?
— Разумеется, вскорости за первым. Он тоже относится к способу соития, конечно, не такому скандальному, но, тем не менее, при его упоминании дамская компания дружно потребует нюхательные соли.
— Кажется, я знаю, что это, — протянула жена.
От изумления маркиз на шаг отступил.
