Мэри Бэлоу - Немного опасный
Я купил ему офицерский патент и пригласил в библиотеку, чтобы сообщить о своем решении. У него не было иного выбора, кроме как повиноваться мне. Даже в столь юном возрасте я обладал правами герцога Бьюкасла и воспользовался ими, не дрогнув. С тех пор я применял их каждый раз с неизменным хладнокровием.
— И вы никогда не могли себе этого простить, — проговорила Кристина скорее утвердительно, чем вопросительно, — хотя поступили согласно своему долгу.
— Пожалуй, — согласился он. — Но мне пришлось выбирать, кто я прежде всего — герцог Бьюкасл или брат по отношению к человеку, ближе которого у меня не было. В тот момент я впервые почувствовал, что придется сделать нелегкий выбор. Я выбрал роль герцога и с тех пор неизменно отдавал ей предпочтение. Думаю, что так будет до самой моей смерти. В конце концов, я аристократ, и у меня есть обязанности по отношению к тысяче людей, пренебречь которыми я не имею права. Вот почему я не могу обещать вам, что изменюсь и стану тем человеком, которого вы представляете в мечтах. Вы находите меня холодным, жестким, отталкивающим, и вы не ошибаетесь. Но все же у меня есть и другие качества.
— Да, я знаю, — прошептала Кристина одними губами.
Вулфрик стоял перед камином, заложив руки за спину и слегка расставив ноги. Выражение его лица было холодным и надменным, что никак не соответствовало произносимым им словам — или, быть может, соответствовало как нельзя лучше. Он в который раз выбрал себе роль герцога Бьюкасла.
— Понимаете, я не могу дать вам того, чего у меня нет, — сказал он. — Я могу лишь надеяться на ваше понимание. Человек, проживший без малого тридцать шесть лет, имеет сложное душевное устройство. Несколько дней назад вы сказали, что я ношу маску. Это не так. Поверх одеяния Вулфрика Бедвина я ношу одежду герцога Бьюкасла. Оттого что на первом месте у меня долг, я не становлюсь менее человечным. Еще вы высказали предположение, что я холодный, бесчувственный аристократ до мозга костей, и снова ошиблись. Если бы я был таким, мог бы я сначала поддаться вашему очарованию, а потом мучиться оттого, что ваш образ преследует меня? Вы совсем не похожи на женщину, на которую мог бы обратить внимание герцог Бьюкасл.
Кристина не двигалась.
— Ладно, хватит наговаривать на себя, — тряхнул головой герцог. — У меня было хорошее детство, радостное и счастливое, и хорошие родители. Правда, мне иногда казалось, что отцу нет до меня дела.
— Отчего же? — спросила Кристина. Он сказал, что был очарован ею.
Ее образ преследовал его? Преследовал?
— Когда мне было лет двенадцать, у отца случился сердечный приступ, — ответил герцог. — Он выжил, но врачи предупредили, что у него очень слабое сердце, которое может остановиться в любой момент. Он был одним из самых богатых и могущественных людей в Британии, имел больше собственности, чем кто бы то ни было. Отец нес на себе огромный груз обязанностей. А его старший сын, его наследник, был диким необузданным дьяволенком.
Кристина с трудом могла поверить в то, что герцог говорил о себе.
— Хотя я и остался в Линдсей-Холле, — продолжал Вулфрик, — я был практически отрезан от своей семьи. Меня отдали на попечение двум наставникам. Я видел отца редко, а мать от случая к случаю. Потом Эйдан, Рэнналф и, наконец, Аллен уехали в школу, и я не встречался с ними даже во время каникул, когда они приезжали домой. Я был изолирован от общества. Я боролся, ругался, дулся, злился — и учился. У меня было пять лет на то, чтобы выучить все о своей будущей жизни. Конечно, тогда никто не предполагал, что мне так повезет. Это мог быть один год или того меньше.
Отец умер, когда мне исполнилось семнадцать. Лежа на смертном одре, он поцеловал мне руку и сказал, что иногда любовь причиняет боль, но, тем не менее, это любовь. Понимаете, у него не было выбора. Я был его сыном, и он любил меня. Но в то же время я его наследник — должен был принять его титул.
Кристина вдруг осознала, что герцог никогда никому не рассказывал об этом — точно так же, как она никому, кроме него, не рассказала о смерти Оскара. От этой мысли ей сделалось страшно, и на глаза навернулись слезы. Он открыл ей душу, потому что… потому что сперва был очарован ею, а потом не мог забыть ее. Он специально пригласил ее сначала в Линдсей-Холл, а потом на голубятню, в свое уединенное убежище.
А еще он умолял ее дать ему шанс.
Теперь Кристина еще раз убедилась, что безумно влюблена в этого человека. И все же…
И все же она не верила в счастливый исход, потому что больше не была той девятнадцатилетней девочкой, которая бросилась с головой в любовь. Она постаралась бы избежать такой любви, если бы дала себе труд узнать Оскара получше. И все же она любила его до последнего дня, хотя в глубине души понимала, что у него очень слабый характер. То, что происходило между ними, совсем не походило на великую страсть на всю жизнь, о которой она мечтала.
Сейчас Кристина стала мудрее и осторожнее. Теперь она понимала, что принятие предложения руки и сердца еще не обеспечивает счастливую семейную жизнь. И все же…
И все же перед ней стоял мужчина, который, несмотря ни на что, нравился ей и которым она против своей воли начинала восхищаться. Как она могла не восхищаться человеком, для которого долг и честь превыше всего, а чувство ответственности перед сотнями или даже тысячами людей, находящихся у него на попечении, важнее личного счастья? Быть может, его обучение проходило тяжело и в какой-то мере жестоко, но отец следил за тем, чтобы оно не сломило его дух. После смерти отца Вулфрик мог бы закрыть глаза на все, чему его учили. Он мог стать беспечным модником, как поступали на его месте многие молодые люди. В конце концов, у него было достаточно власти и средств, чтобы осуществить любые свои желания.
Но он оставался твердым как скала. В семнадцать лет он принял титул герцога Бьюкасла и с тех пор нес этот крест, ни разу не дрогнув.
Как могла она не восхищаться этим человеком? И, Бог свидетель, как могла она не любить его?
Кристина улыбнулась.
— Спасибо, — мягко произнесла она. — Я понимаю, что вы очень закрытый человек. Спасибо за то, что показали мне это замечательное место и рассказали о себе.
Герцог смотрел на нее, такой же суровый и безупречный, как всегда. Его глаза были непроницаемы.
— Я целый год мечтал о том, чтобы привести вас сюда, увидеть вас сидящей в этом кресле. Сегодня я не буду задавать никаких вопросов. Пока не время. Но я вам кое-что скажу. Я привел вас сюда не для того, чтобы соблазнить, но я хочу вас, и вы это знаете. Я хочу вас сейчас, здесь, на этой кровати. Я хочу, чтобы это было свободным выражением тех чувств, которые я испытываю к вам и которые вы, быть может, испытываете ко мне. Никаких привязанностей, никаких обязательств, за исключением, разумеется, определенных последствий, которых вы, насколько мне помнится, не ожидаете. Вы будете моей? Да, все-таки я задал свой главный вопрос.
