Лаура Кинсейл - Звезда и тень
Леда не смела посмотреть ей в глаза:
— Я не уверена, что понимаю что-либо вообще последнее время. Даже самое себя.
— Я знаю! Я знаю, что ты хочешь сказать!
Нет, Леда ошибалась. Стоило ей увидеть Сэмьюэла у камина в гостиной, как она поняла, что ему уже все сказали. Он поздравил леди Кэй с тем же напряжением, с каким держался во время помолвки с Ледой. Кэй тут же напала на него с разговором по поводу Томми. Он ничего не ответил сразу, только отметил, что нужно поговорить с родителями и с лордом Хэйем. Леда сочла это очень разумным.
— Тебе всего восемнадцать, — сказал Сэмьюэл.
— Через две недели будет девятнадцать. Ну и что? Какое все это имеет значение?
— Очень большое, — твердо произнес Сэмьюэл.
— Я полагаю, ты считаешь, что я еще не вправе сама все решать. Уверяю тебя, я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж. И достаточно взрослая, чтобы желать детей. Томми только чуть-чуть обогнал моих собственных деток…
Он обернулся, бросив:
— Я поговорю с леди Тэсс.
— Ас Ледой? — Кэй не собиралась сдаваться так просто. Она помахала рукой Леде, которая сидела в кресле и делала вид, что изучает книгу. — Она ведь не умеет тоже менять пеленки. Если я не справлюсь с Томми, то и Леда… А потом ваши собственные дети займут ее, и времени…
Он так покраснел, что она запнулась.
— Мано, — в ее голосе таилась обида. — Ты сердишься на меня?
Он заколебался, затем сказал однозначно:
— Нет.
— Сердишься! А это должен быть самый счастливый день! — она подхватила юбки и направилась к двери. На пороге сделала театральную паузу. — Я очень надеюсь, что ты, вы, все мои лучшие друзья желают мне самого лучшего.
Он не ответил. Руки его были сжаты за спиной.
— О! — воскликнула леди Кэй. — Вы оба такие упрямые! Я так хотела, чтобы все смеялись и радовались за меня! А на вас посмотреть — так скажешь, что у кого-нибудь престарелая тетя умерла. Пожалуйста, Мано! Неужели ты так и не улыбнешься?
Он посмотрел в сторону. Затем отвесил легкий поклон.
— Конечно, мадам, — на его губах появилась требуемая улыбка, — к вашим услугам!
Леди Кэй радостно всплеснула руками, подбежала и крепко обняла его.
— Вот так! Мой Мано! Я знала, что ты не такой уж плохой. И ты скажешь родителям, что я вполне, вполне могу управляться с Томми?
— Да.
Она поцеловала его в щеку.
— Прекрасно. Я пойду искать лорда Хэя. Думаю, он будет рад!
Когда она вышла, то только огонь камина да шорох переворачиваемых Ледой страниц нарушали тишину. Он не поднял глаз, когда подошел к окну рядом с ее стулом.
«Прости, — хотела она сказать, — прости!»
— Мы уезжаем завтра, — сказал он. — Важные дела в Гонолулу.
В его голосе звучала насмешка над собой. Как и в том поклоне, который он отвесил леди Кэй.
Гонолулу. Само экзотическое название нервировало ее. Где-то далеко. Совершенно оторванное от мира место, которое даже трудно найти на глобусе. Она глубоко вздохнула.
— Мне доставит честь сопровождать вас туда, куда вы пожелаете поехать, дорогой сэр.
Он коснулся ее шеи — палец скользнул от мочки уха чуть ниже. Тепло его руки передалось ей. Все, что было ночью, стало главным, придающим тайный смысл всему остальному.
— Спасибо, — сказал он.
Они больше не увиделись, вплоть до обеда, за которым говорили о Томми, что мальчику ни к чему долгий путь на Гавайи, что леди Тэсс будет рада оставить его в Вестпарке, пока все не устроится, пока не состоится свадьба Кэй. Кэй настаивала, чтобы Сэмыоэл и Леда вернулись к ее торжеству, назначенному на июль.
После кофе, тостов в честь помолвленных, после того, как мужчины вдохнули дым сигарет, а женщины разошлись по спальням, Сэмыоэл тихо вошел к Леде. Он вновь обладал ее телом. И в нем горела страсть и радость. А потом он уснул, уткнувшись в ее плечо.
Она же еще долго не спала, глядя на отраженный свет над их головами, думая о том, что леди Коув говорила о браке и надеясь на лучшее.
Сэмьюэл солгал — маленькое «отклонение», как тактично сформулировала Леда, — по поводу их планов, в соответствии с которыми они в течение недели должны были отплыть из Ливерпуля на пароходе. Стоило им покинуть Вестпарк и прибыть в Лондон, Сэмьюэл перестал проявлять признаки спешки. Он вообще ничего не делал. Первое утро в Лондоне он пролежал в номере отеля — впервые в своей жизни предаваясь подобному времяпрепровождению.
Приглушенный стенами шум улицы примешался к мягкому позвякиванию серебряной ложки, когда Леда принесла поднос с легким завтраком из гостиной. На ней было кремовое платье, тонкая талия переходила в изящные складки широкой юбки. Ои смотрел на нее сквозь ресницы — также он следил за ней, когда она только поднялась с постели — бледная нимфа в утренних сумерках. Она поставила поднос на мраморный столик, глянула на Сэмыоэла, подошла к окну и немного раздвинула щторы.
— Наверное, пора вставать, — сказал он. Она вздрогнула.
— Прости, я не думала… Но немного света… Он сел в кровати. Какое странное чувство — быть без оружия, без одежды, среди подушек и мягких одеял. Он так давно не позволял себе быть столь уязвимым!
— Доброе утро! Хотите чаю? Надеюсь, я не разбудила вас… тебя?
Она наполнила чашку, еще не кончив фразу. Ему ничего не оставалось, как взять у нее дымящийся напиток. Терпкий запах чая смешался с запахом их близости, который, казалось, пропитал всю комнату.
Она смущенно улыбнулась ему, затем, подобрав юбку, подошла к столику. Наполнив и свою чашку, Леда опустилась в кресло.
Он с удовольствием вдыхал аромат напитка.
— Ты должна подумать о том, что тебе хотелось бы купить. Посуду или что-нибудь еще. Все можно заказать здесь, если ты, конечно, не хочешь сделать это в Сан-Франциско.
— Посуду? — она поставила чашку на стол.
— Да. Посуду. Картины. Мебель. Дом закончен, но нет внутреннего убранства. У меня есть план и размеры комнат. Окна, пол — все. Нам нужно очень многое.
— Ты хочешь, чтобы я обставила ваш… твой дом? — изумленно просила Леда.
— Наш дом.
— Это очень… великодушно.
Он отставил пустую чашку. Откинув одеяло, поднялся, стараясь быть подальше от Леды.
— В этом нет ничего великодушного. Ты — моя жена, черт возьми.
Сэмьюэл ожидал, что Леда упрекнет его хотя бы взглядом за невыдержанность, за то, что он встал при ней обнаженным при дневном свете. Нет. Чистая одежда лежала на стуле рядом с кроватью. Он начал одеваться. Но она все же решилась:
— Пожалуйста, не ругайся.
— Извини, — он стал надевать носки. — А ты не веди себя, пожалуйста, как горничная.
Когда он поднял голову, то увидев то ее руки вцепились в колени, голова опущена.
