Людмила Сурская - Норильск - Затон
— Скорее всего, ты прав. Но вернёмся к нашим баранам. Я так и не понял, чем обязаны такому визиту?
Разгневанный взгляд Дубова упёрся в Волкова.
Тот побарабанил толстыми пальцами по столешнице.
— На Таню зашёл посмотреть, что вам не понятно, — налил он себе ещё, не спрашивая разрешения хозяев, коньяка.
Дубов аж подался вперёд.
— Посмотрел. Специалист по психиатрии?
Тот отвалился на спинку стула и воскликнул:
— Помилуйте, да можно ли такое осилить разумом. Чудеса! Такое под силу только любви.
— Верно, — согласился Илья. — Раскрути мысль. Глядишь, ещё книгу напишешь. Поучишь жизни людей.
— Умыкнуть девушку из лагеря, можно тоже только по большой любви… — ухмыльнулся Мозговой.
«Волк» скривил губы.
— Я не о себе, не юродствуй.
— И не собираюсь, — сверлил его тяжёлым взглядом Мозговой.
— Как только его земля носит… — долетел до ушей от стены голос ребят. — Другой на его месте бы на себя руки наложил, а этот живёт!
Возбуждённый «Волк» упираясь в каждого поочерёдно своими обесцветившимися, дымчатыми глазами, вспылил:
— Что вы можете знать о моей жизни? Никто не знает какое Бог наказание мне определил, возможно, это жизнь. Живи, мол, и майся. Это, молодые люди, уверяю вас, пострашнее смерти. Смерть-то избавлением была бы для меня. Это страшно: спать, есть, ходить на работу, иногда выныривая из той пучины, что себя загнал. Это болезнь хроническая. Понимая, что я живу не своей жизнью, ужасно страдал. Моя любовь рядом, но она всего лишь чужой цветок, растение и от этого не хочет жить вообще, а я ничего не в силах с этим поделать.
— Комедия. Я тебя ещё должен и пожалеть, — заёрзал Дубов.
— Илья, притормози нечего себя так разгонять. — Положил руку на плечо другу Тимофей.
— Пожалуй.
— Мы всегда вспоминали тебя с твоей сатанинской любовью. — Рассматривая «Волка», выдохнул Мозговой.
— А что ты так удивлён? Тимофей прав, другого ей названия нет. Как ты мог оторвать её так от жизни. Ладно, выкрал, заточил в психушку, но мог же телевизор ей принести, газеты журналы подкидывать, кормить по человечески… Не понимаю такой любви. Один вон рассказывал про любовь и сделал женщину несчастной, второй тоже…
При этих словах Дубова Бориса подбросило на стуле, до него дошло, что речь идёт о нём.
— А, что? — закрутил он головой.
— Ничего, не лезь, — оборвал его Мозговой.
— Ты дочь нашёл? — выпил опять свою рюмку Лукьян.
— Нашёл.
— Она знает про меня? — взглянул на прижавшуюся к мужу девушку он.
— Знает.
— Всё?
— Всё. Не мой язык ей ту правду рассказал. Они с мужем, сын Тимофея её муж, служили на «Затоне».
Тот помотал головой и спросил:
— Что же там сейчас?
— Ракетный дивизион, — отправляя кусок колбасы в рот, заметил Мозговой. — Но скоро и он пойдёт под консервацию.
— Надо же.
А Мозговой с наигранным спокойствием продолжал:
— Там до сих пор стоят сторожевые вышки, и весенний паводок вымывает человеческие кости. А в берегах ещё сохранились арестантские землянки.
— Невероятно.
Дубов, подражая Мозговому, тоже насадил на вилку кружок колбасы и вперил глаза в «Волка».
— История эта передавалась из смены смене. Так и дошла до Лизоньки.
— Понятно. Им тошно и страшно на меня смотреть. Охо-хо!.. Я думал всё забыто, мхом поросло, никогда мне никто не напомнит об этом, а оно на тебе из смены в смену передают. М, м, м. — хлопнул ладонью по столу «Волк». — После всего случившегося со мной постарался скрыться с людских глаз. Хотелось обзавестись семьёй и жить, как все люди на земле.
— Твоим именем пугают детей, — заметил Тимофей.
— Пьяный был, сходил с ума от ревности и любви, — оправдывался тот с несчастным видом. — Вы ж не люди, а враги народа были… Смертники…
Лиза, трясущуюся и захлёбывающуюся от рыданий Таню увела на кухню, предупредив детей, чтоб не шли следом, а оставались здесь. Разговор может в любую минуту, перерасти в потасовку. Слишком быстро спиртное в бутылке исчезает.
— Сука, — грохнул кулаком по столу Дубов.
— Папка, — кинулась к нему Лизонька.
— Всё нормально, шли бы вы Лиза с Ильёй отсюда. Это только наше дело. — Обернулся к молодёжи Мозговой.
Но те, помня наказ матери, воспротивились.
— Ничего, мы тут побудем. Полезно тоже знать разновидных обитателей нашей планеты, — не шелохнулся с места Илья.
— Что там теперь будет с «Затоном»? — расстегнул рубашку на себе Волков. Галстук он скрутив засунул в карман.
— Боишься? — подковырнул Мозговой.
Тот не отнекивался.
— Боюсь, у меня семья, дети, положение. Другой человек давно живёт в той моей шкуре. Способны вы это понять… Если дети узнают мои, что будет? У меня кафедра, труды…
— У моей дочери спроси, как ей живётся с этим. Скотина! На сиротство обрёк, не пожалел… — выбухнул Илья Семёнович.
— Не дрожи психотерапевт. Здесь не знают твоего прошлого. Живи. Люби своих детишек. Лечи людей. Чёрт бы тебя побрал. Никто не собирается выворачивать твою изнанку. Так ведь Дубов? — обнял друга Мозговой.
— Пошёл он…
— Вот и славно, — разлил коньяк по рюмкам Тимофей. — Пить собираетесь или я зря огненную воду трачу.
— Давай, — махнул рукой, соглашаясь, Илья.
— Наливай, — подставил свою рюмку Лукьян.
— Чуть-чуть, — расплющил пальцы Борис.
«Пьём, опять как на поминках не чокаясь, что за день сегодня такой поминальный, — подумал Тимофей. — А может это и есть поминки прошлого. Вот они сидят два виновника их беды. Один посадил, второй сторожил. Обида на них жжёт грудь, а зла нет. Вот кричат — запад, запад, а там совершенно другие люди. Нашего человека избавить от ностальгии по прошлому с помощью пилюль не получится. Мы не желаем лечиться от прошлого ни от плохого, ни от хорошего. А так же от своих ошибок, переживаний, разочарований, первой любви. А западный гражданин, если чувствует хоть намёк на сожаление об ушедшем, быстренько созвонившись со своим психотерапевтом, побежит на приём, и тот выпишет ему рецепт».
Илья повёл глазами на телевизор, мол, Лиза включи. Отвлечёт. Но не вышло. На экране Москва шумела. Показывали в задницу пьяного Ельцына «беседовавшего» с народом. Граждане смотрят на него влюблёнными глазами. Стадо… О, ё, п, р, с, т… Дружный и глубокий мат взлетел аж к потолку и зазвенел хрусталём в подвесках. Оно понятно… Лиза испуганно нажала на кнопку. Экран потух. Мужики быстренько выпили.
— Есть идея сделать на «Затоне» зону отдыха мужики. — Зажевав лимончиком, объявил Мозговой, развернувшись к телевизору спиной.