Элизабет Эссекс - Дыхание скандала
— Я решил воспринимать это не как оскорбление моей мужественности, но как проявление твоей, прежде скрытой, девичьей чувствительности. Кто бы мог подумать, что ты превратишься в кисейную барышню?
— Как ты можешь быть таким беспечным? — убеждала Антигона. — Почему ты мне не помогаешь? — Но, когда она попыталась, прикрывшись простыней, собрать одежду, Уилл удержал ее.
— Потому что у меня ключ, и я решил, что не позволю тебе выйти, пока не найду окольный способ… — Не договорив, он повернул голову к закрытому шторами окну и прислушался.
И тогда Антигона тоже услышала позвякивание упряжи, скрип железных ворот, тяжелый стук копыт и грохот каретных колес на подъездной дороге. Хриплый голос Здоровяка Хэма подгонял лошадей, сопровождаемый резким стаккато щелкавшего кнута.
Уилл мгновенно поднялся, натянул бриджи и подошел к окну. Отодвинув штору, он оглядел двор и подъездную дорогу. Через его плечо Антигона разглядела, как из-под колес большой городской кареты, чья черная полировка была заляпана грязью, брызнул гравий, когда Здоровяк Хэм, натянув поводья, остановил измученную четверку у парадного крыльца.
Антигона встала еще ближе к Уиллу, когда он открыл окно, напряженно всматриваясь и прислушиваясь. Дверца кареты распахнулась раньше, чем лакей успел подбежать к ней, и на землю спрыгнул граф Сандерсон.
— Уильям! — крикнул он, поднимаясь по ступеням. — Мне нужен Уильям. Мы не можем терять ни минуты!
Уилл немедленно откликнулся на призыв отца, отпер дверь и в одних бриджах помчался вниз по лестнице.
От него не отставали братья, которые тоже выскочили из своих комнат полуодетыми. Антигона отпрянула, но ни Джеймс, ни Томас ее не заметили, они слишком торопились присоединиться к брату.
— Война. — Чистый глубокий голос графа эхом отдавался в пустом холле. — Корсиканец бежал с Эльбы и сейчас идет на Париж. Французская армия вернется к Наполеону так быстро, как сможет объявить о своей верности.
— Отец, я здесь, — донесся голос Уилла.
— Уильям, за тобой послали из Уайтхолла, из адмиралтейства, — объяснил граф. — Я прямо оттуда. Ты назначен на пост капитана. Мы должны как можно скорее доставить тебя в Портсмут…
Ужасные слова резко оборвались, слышно было, что братья идут следом за отцом в комнату, дверь за ними захлопнулась.
И в доме воцарилась зловещая тишина.
В этой звенящей тишине последние следы грез Антигоны, последняя надежда ее самых глубоких и тайных мечтаний разбились вдребезги.
Уилл предупреждал ее — она сама себя предупреждала, — но не была готова к пустоте и потрясению от такой внезапной потери. К тому, что его так легко заберут у нее. К тому, что целая страна так легко снова погрузится в войну. Но то, что было невообразимым вчера, стало реальностью в тусклом сером свете утра.
Настал новый день, Уилл ушел от нее ради долга. Война еще безотлагательнее, чем Индия.
Антигона долго стояла, потрясенная напряженной тишиной в доме, ожидая, что произойдет дальше. Но, похоже, ничего не произойдет, если она не посмотрит судьбе прямо в глаза и не посмеет ее изменить.
Она повернулась и начала медленно и методично собирать одежду и приводить себя в порядок. Готовиться к тому, что будет дальше — к остатку своих дней без Уилла. Она репетировала улыбку и правильные слова.
«Как приятно слышать о его повышении. Какая удача получить корабль».
Когда Антигона почувствовала себя в состоянии принять вызов ухода — расставания с Уиллом и с его любовью, — она проверила заряд пистолета, сунула его за пояс бриджей и взяла деньги. Ужасная цена ее свободы.
Тревоги и приготовления оказались излишними. Дом казался пустым. Все, от семьи до слуг, или собрались в библиотеке графа, или сгрудились в служебном холле, обсуждая страшную новость о войне. Черная лестница в задней части дома была пуста, как и большой, обнесенный стеной сад, который протянулся от дома до конюшни.
Только в конюшне кипела деятельность. Там работники еще занимались взмыленной четверкой графа, прогуливали лошадей по длинному проходу, скребли и чистили. Ее маленький приятель, обретенный прошлой ночью, помогал вытирать заляпанную грязью карету.
Антигона удержалась от того, чтобы проведать мальчишку. Она набрала в грудь воздуха, вынырнула из ворот на улицу и решительно направила свои упирающиеся ноги к Куин-стрит. К лорду Олдриджу.
Она не собиралась ускользнуть в ночь. Она не позволит Кассандре или даже матери — которая заслуживала любого возмездия за то, что сотворила с ней, — разбираться с грузом последствий. Мать, может быть, и предала ее, но Антигона не будет платить ей собственным предательством.
Она не продаст свою душу так дешево.
Дорога от конюшен Сандерсон-Хауса до дома лорда Олдриджа была самой короткой в ее жизни. Пару минут Антигона стояла перед его дверью, слова, которые она репетировала, и составленные планы испарились из головы. Остались только решимость и лучшие намерения.
Нечего тянуть. Если она хочет хоть какого-то покоя в жизни. Если она хочет смотреть на себя в зеркало и не видеть там только свою тень. Она оказалась на скользкой дорожке лжи так далеко, насколько сама позволила. И если она не исправится здесь и сейчас, обратного пути не будет.
Антигона подумывала прокрасться через конюшни, незамеченной проскользнуть в дом, забравшись в окно, и удивить лорда Олдриджа, но нужно начать так, как она собирается продолжить.
Больше никаких тайн. Никаких молчаливых уступок.
Она войдет через парадную дверь. И чем больше людей ее увидит, чем больше сплетников-соседей станет разглядывать ее сквозь прикрытые ставни, тем лучше. Антигона подняла руку к начищенному дверному молотку, намереваясь решительно постучать, начать так, как она собиралась продолжить. Но дверь открылась раньше, чем она положила руку на отполированную медь.
Ее неожиданное появление у дверей напугало дворецкого, чем-то походившего на лорда Олдриджа. Этот тощий, лысый человек явно собирался уйти и неодобрительно сморщился. Вновь обретя апломб, он высокомерно посмотрел на нее.
— Слушаю.
— Мисс Антигона Престон.
Его взгляд прошелся по ее рединготу, от ворота до низа, не найдя ничего, что рекомендовало бы ее или произвело впечатление.
— Ваша карточка?
Антигона не раздумывала. Она достаточно долго терпела и больше этого делать не будет. Она дала волю смеси гнева и досады.
— Я тебе шею сверну, как цыпленку, — сказала она надменному прохвосту и шагнула ближе, позволяя разглядеть всю ее ярость.
Дворецкий отпрянул от нее и стукнулся головой о косяк, как дверной молоток, Антигона спокойно перешагнула через его ноги в темный, выложенный мрамором пустой холл.
