Ферн Майклз - Валентина
В дальнем конце комнаты находился бассейн, вода в который поступала из природного источника. На поверхности воды плавали лепестки роз, в воздухе носилось благоухание душистых притираний.
При ближайшем рассмотрении Валентина обнаружила, что по периметру бассейна сделано углубление – резервуар для воды, стенки которого представляют собой отполированные камни, нагревающиеся горящим душистым маслом.
Вода оказалась теплой, как раз настолько, чтобы снять усталость и тревогу. Бассейн постоянно пополнялся свежей водой, а избыточная стекала по желобу, уходившему под пол, и выводилась наружу. Валентина даже не представляла себе, что существует на свете подобная роскошь. Кто только придумал все эти хитроумные приспособления?
Восхищенная увиденным гостья, улыбаясь, повернулась к девочке.
– Меня зовут Агава, прекрасная госпожа, – сказала маленькая прислужница. – Хозяин велел мне оказывать тебе всяческие услуги и позаботиться о твоих нуждах.
– А я Валентина, – с улыбкой ответила гостья. – Ты такая красивая!
Дитя в самом деле было прекрасно. Кожа цвета светлого, ненастоявшегося чая представляла разительный контраст с густыми черными волосами, строго зачесанными назад и открывавшими широкий умный лоб. Подбородок Агавы был по-детски округлым, глаза – широко расставленными, брови – красиво изогнутыми. Восхитительное дитя с обворожительными манерами, свойственными женщинам Востока!
Агава рассмеялась:
– Я на самом деле кажусь тебе красивой? – спросила она с детской непосредственностью.
– Безусловно! Разве никто тебе этого не говорил прежде?
– Говорили, но мне нравится всякий раз слышать это! – робко проговорила девочка, опустив глаза.
Валентина рассмеялась.
– Тогда я буду повторять тебе это при каждом удобном случае.
Вдруг громкое урчание и поскребывание раздались за дверью. Агава от страха подпрыгнула и подбежала к Валентине, в ужасе цепляясь за нее.
– Нет! Нет! – закричала она с истеричными нотками в голосе.
Валентина опустилась на колени и привлекла ребенка к себе, стараясь успокоить.
– Тише, малышка!
Но кошачьи вопли продолжались и царапанье стало еще более ожесточенным, и крики девочки лишь усилились.
– Агава, это Шадьяр ад-Дарр, мой добрый друг! Смотри!
Девочка продолжала цепляться, не веря ее словам.
Освободившись от цепких рук маленькой прислужницы, Валентина направилась к двери. Агава забилась за диван с выражением ужаса на лице.
За дверью оказалась белая пантера. Она вбежала в комнату, преданно поглядывая на хозяйку желтовато-зелеными глазами.
– Смотри же, Агава, это мой друг, Шадьяр ад-Дарр! Мне подарил ее эмир Напура, когда она была еще совсем маленькой.
Девочка осторожно подняла голову и глянула на пантеру, ее глаза округлились от изумления.
– Белая пантера? – проговорила она. – Какое волшебство!
Валентина засмеялась.
– Ну да! Я и сама предполагала, что Шадьяр сделал белой волшебник! Иди сюда и познакомься с ней. Ты будешь первой девочкой, с кем белая пантера познакомится.
Агава с опаской приблизилась к Шадьяр. Пантера незамедлительно перевернулась на спину, чтобы ей почесали мягкий белый живот.
– Кажется, ты ей понравилась! Я уверена, скоро вы подружитесь! – сказала Валентина.
Агава по-детски звонко рассмеялась и обвила Шадьяр руками за шею.
– Белая пантера! – девочка посмотрела на Валентину. – А Шадьяр защитит меня от того, что движется ночью? Ты позволишь ей со мной остаться?
– А что движется ночью, Агава? – мягко спросила Валентина.
– Вещи, люди без лиц, духи, – улыбка исчезла с лица девочки, глаза затуманились страхом. – Я слишком мала, чтобы спать здесь с красивыми госпожами, а ночи такие долгие и темные! Я слышу многое, что меня пугает.
– Поэтому ты так испугалась, когда Шадьяр принялась скрести дверь?
Агава кивнула.
– Я подумала, это он пришел за мной.
– Он?
– Он! – подтвердила девочка. – Человек, который поймал меня в саду! Сначала он говорил со мной так ласково, а потом схватил меня, и так сильно! Я кричала, чтобы он меня отпустил, а человек тот только смеялся! Я так испугалась! Он меня сжал, столь крепко, что я не могла дышать! А потом… – Агава заплакала, не в силах продолжить.
Рыдания сотрясали детские плечи, лицом маленькая прислужница уткнулась в белую шерсть Шадьяр.
Валентина погладила девочку по темным блестящим волосам, стараясь ее утешить.
– Ты кому-нибудь рассказывала о том, как этот человек напугал тебя и что он сделал?
Агава подняла голову, слезы текли по ее щекам.
– Кому же я расскажу? Иногда я чувствую себя такой одинокой, что прячусь под деревьями в саду и плачу, плачу…
Огонь гнева ожег Валентину. Она обняла несчастную девочку, хорошо понимая, какой страх испытала Агава. Перед нею пронеслись воспоминания, как ее саму, такую беспомощную, прижал к стене тюрьмы в Акре дюжий французский воин и как два мусульманина в лагере Саладина напали на нее.
– Плачь, малышка, нужно все выплакать, пока слез больше не останется.
По какой-то необъяснимой причине Валентина и сама заплакала.
* * *Вымывшись и переодевшись в кафтан из мягкого желтого шелка Валентина оставила Шадьяр с Агавой и отправилась на встречу с Менгисом. Наступила темнота, и звезды усыпали небо. Остановившись в тени дерева, гостья Аламута почувствовала, как чьи-то глаза неотрывно наблюдают за ней.
Встретив, Менгис молча провел Валентину через сад и открыл дверь. Они вошли в небольшую комнату, где стоял низкий столик с разложенными вокруг шелковыми напольными подушками, украшенными вышивкой. Стол был накрыт на двоих, позолоченная посуда мягко поблескивала в тени свечей.
Когда они уселись, Менгис хлопнул в ладоши, и слуга внес поднос с яствами. Здесь были деликатесные сыры и хлебцы, а также свежие фрукты. Вино оказалось сладким и душистым, а потом был подан и зажаренный бараний окорок.
Менгис ел от души, а Валентина лишь притронулась к пище. Ее сотрапезник заметил отсутствие аппетита у гостьи и не замедлил спросить:
– Тебе не по вкусу угощение?
– Угощение мне по вкусу. Общество, в котором я оказалась, мне не по нраву! – ответила девушка с оттенком враждебности в голосе.
– Чем я тебя обидел? Скажи мне, и я исправлю свою оплошность, – великодушно предложил Менгис.
– Есть вещи, исправить которые невозможно! – возмутилась Валентина, ее рассердила убежденность юноши в своем всевластии. – Я скверно себя чувствую в обществе человека, обращающего в рабство детей!
Ее глаза словно превратились в осколки холодного зеленого стекла – острые, опасные.
