Вирджиния Спайс - Строптивая наложница
Пиршество между тем продолжалось, одних танцовщиц сменяли другие. Однако, как отметила про себя Элизабет, все они танцевали весьма посредственно. Не без злорадства девушка подумала, что их бесстыдные подергивания толстыми бедрами не производят особого впечатления на мужчин. Иначе они не смотрели бы в свои тарелки и не потягивали вино, расслабленно развалившись на подушках.
Но вот очередная наложница закончила танец и вернулась на свое место. На какое-то время музыка смолкла; Джамиль решительным жестом опустил кубок на стол и обвел взглядом зал. Его глаза встретились с глазами Элизабет, и девушка не отвела взгляда. Черные брови принца вопросительно взлетели, в лучистых глазах отразилось приятное удивление. Улыбнувшись одними уголками губ, Джамиль, обращаясь к наложнице, громко произнес:
– О Амина, блистательная луна моего ожидания! Не желаешь ли и ты порадовать господина своим искусством?
– Будет так, как ты хочешь, о мой щедрый и прекрасный повелитель! – нежно пропела Элизабет, грациозно склоняя голову.
Джамиль довольно кивнул, и девушка вспорхнула с подушек. Выйдя на середину зала, Элизабет на мгновение застыла, окинув мужчин призывным взглядом. Краем глаза она видела, как Зарифа, поспешно подойдя к музыкантам, шепнула им несколько слов и вернулась назад.
Музыка зазвучала вновь, и девушка начала плавно поводить плечами и бедрами в такт напевной мелодии. Глаза Элизабет были полузакрыты, лицо запрокинуто в сладострастном томлении, подкрашенные губы слегка приоткрылись. Отрешившись от всего, она изгибалась своим стройным телом, целиком растворившись в музыке. Обнаженные руки плавно взлетали вверх, скользили по изгибам трепещущего стана, поглаживали бедра, возбуждающе ласкали вздрагивающие бутоны груди. Прозрачное покрывало трепетало за ее спиной в такт движениям тела, шифоновая юбка рассыпала по залу сверкающие блестки. Казалось, тело девушки извивалось в мелодичном ритме само по себе, независимо от ее усилий. Движения были легкими, словно тело внезапно утратило вес. Гибкие руки то порхали над головой, словно крылья бабочки, то плавно скользили по бедрам и груди. Трепещущие пальцы дразнили темные соски, мимоходом касались интимного треугольника, заставляя зрителей шумно вздыхать.
Вдруг музыканты звонко ударили по струнам, и музыка сменила ритм. Теперь она звучала с зажигательной быстротой, заставляя кровь сильнее бежать по жилам. Замерев на несколько секунд, Элизабет резко сдернула невесомое покрывало, и оно облаком взметнулось вверх. И вдруг девушка шире расставила ноги и так неистово завращала бедрами, что мужчины не выдержали и разом повскакали со своих мест. Ступни Элизабет словно приросли к ковру, в то время как все тело ходило ходуном, ни на мгновение не сбиваясь с буйного ритма. Жадные взгляды мужчин, трепет факелов – все смешалось перед ее затуманенным взором, и даже когда музыка остановилась, она еще какое-то время продолжала свой зажигательный танец в полнейшей тишине.
Шум аплодисментов на минуту оглушил Элизабет, от напряжения у нее потемнело в глазах. Она едва не упала на ковер, но Джамиль успел подхватить ее на руки и усадил рядом с собой. Его восхищенный взор и шумное дыхание были красноречивее всяких слов. Он что-то оживленно говорил, но Элизабет не могла разобрать ни слова – от волнения она словно разучилась понимать арабскую речь. Но вдруг в ее разгоряченном сознании мелькнула мысль. Выпрямившись, она почтительно отстранилась от принца и громко, стараясь перекричать хор голосов, сказала:
– О мой обожаемый господин, позволь мне порадовать тебя еще и песней. Я хочу сама сыграть на цимбалах, прикажи подать мне инструмент!
Немного удивившись, Джамиль выполнил ее просьбу.
– Хорошо, моя ослепительная звезда. Послушаем твое пение. Если оно так же прекрасно, как и твой танец, тебе просто не может быть цены, – сказал он.
Элизабет на мгновение смутилась, прикусив губу. Она прекрасно знала, что ее пение далеко от совершенства, но сейчас это-то как раз и было хорошо. Необходимо успокоить волнение мужчин и отвлечь от себя внимание принца.
Пересев чуть дальше от Джамиля, Элизабет закинула ногу на ногу и заиграла незатейливую, но очень лирическую мелодию. Возбужденные голоса стихли, и девушка негромко запела, стараясь ни на кого не смотреть, чтобы не встретить разочарованных взглядов. Но содержание песни было рассчитано с дальним прицелом. Песня рассказывала лирическую историю любви прекрасной девушки к гордому и смелому мужчине, забывшему свою возлюбленную ради утех с другими.
Во время проигрыша Элизабет оторвала взгляд от струн и мельком взглянула на принца. Его глаза были опущены, выражение красивого лица все более становилось виноватым. Вдруг он чуть повернул голову и украдкой взглянул на Зарифу, грустно рассматривающую свои ухоженные руки, унизанные золотыми кольцами. Что-то дрогнуло в лице Джамиля, когда он перевел взгляд на пальцы Зарифы. «Кольцо! – мелькнула мысль у Элизабет. – Он вспомнил, как подарил ей тот дивный перстень с рубином, когда впервые признался в любви!»
Закончив песню, Элизабет отложила цимбалы в сторону и встала перед принцем. Она испытала тайную радость, уловив в его лучистых глазах некоторое замешательство.
– Мой господин, эта песня посвящалась матери твоего наследника, – торжественно объявила она.
Джамиль вскочил, едва не опрокинув маленький столик. Со всех сторон послышались изумленные восклицания. Притянув наложницу к себе, принц впился растерянным взглядом в ее улыбающееся лицо.
– Как ты сказала, о моя неосторожная луна? – его дыхание прерывалось от волнения. – Сознаешь ли ты, Амина, что нельзя играть подобными словами?
– Я не шучу, повелитель, – спокойно ответила девушка. – Это правда. Одна из твоих любимых наложниц в самом деле ждет ребенка.
– Как? Кто же? Почему я не знаю об этом? – Джамиль буквально засыпал ее вопросами.
Не отвечая, Элизабет выразительно взглянула в сторону поднявшейся Зарифы.
– О прекраснейшая роза моего гарема, неужели это случилось? – с чувством спросил Джамиль, обнимая фаворитку за плечи.
– Да, господин, – с легким всхлипом ответила Зарифа. – Если Аллаху будет угодно, через шесть лун я подарю тебе наследника.
Джамиль с такой пылкостью прижал, к себе фаворитку, что свидетели этой сцены поспешно отвели взгляды. Объятия затянулись надолго, однако все делали вид, что ничего не замечают. Наконец, выпустив счастливую женщину из кольца своих рук, Джамиль усадил ее на почетное место рядом с собой и дал знак продолжать пир.
Золотые кубки были вновь наполнены вином, и гости принца принялись наперебой произносить многословные тосты. Элизабет с трудом разбирала их цветистые речи, сдобренные многочисленными эпитетами. Она не корила себя, за то что сознательно уступила первенство Зарифе. Но на душе у нее внезапно стало тяжело. Сознание чужого счастья невольно растравляло душу, рождая недобрые, мысли.
