Стефани Лоуренс - Правда о любви

Он перевел взгляд на поляну, центральную часть сада Ночи. Самой живописной частью сада считался грот. Ручей, наполнявший пруд, затем уходил под землю, скрывался под полянкой и извилистой тропой, прежде чем вновь появиться на свет в том месте, где тропа исчезала в саду Посейдона.

Глаз художника бессознательно отмечал линии, масштаб, расстояния: план сада приобретал законченные очертания, словно начертанный самим дизайнером. Продолжая сидеть на берегу пруда со стрелой в руках, Джерард еще раз оглядел поляну и нахмурился.

Для соблюдения оптического баланса здесь должно что-то стоять: статуя в нише или нечто подобное. Но вместо этого противоположный берег представлял собой густую массу ползучих растений ... или это не так?

Джерард поднялся и подошел поближе. Вблизи стало ясно, что перед ним две плакучие ивы, до самых вершин увитые лозами. Стоило отодвинуть зеленую вуаль и заглянуть внутрь, как перед ним открылось то, что когда-то было мирной и безмятежной беседкой, в которой приятно сидеть и любоваться фонтаном посреди пруда.

Джерард огляделся по сторонам, в полной уверенности, что оказался прав: именно таким был оригинальный замысел. Теперь, однако, ползучие растения разрослись буйно, как в джунглях, превратив беседку в зеленую комнату, потайную, скрытую ... и часто посещаемую.

Пол был устлан толстым слоем соломы, покрытым мягким пожелтевшим мхом, увядшими цветами, головками лаванды и другими травами.

Идеальное место для любовных свиданий. Цветы и травы не так уж сильно высохли, а тюфяк из мха был совсем недавно разворошен.

Джерард услышал шаги. Кто-то шел по тропинке к тому месту, где находился он. Это Барнаби.

Джерард опустил зеленый занавес. Кажется, он догадался, кто использовал зеленую комнату для ночных встреч с любовником.

Под арочным входом появился Барнаби.

– Не повезло, – поморщился он.

Джерард иронически скривил губы.

– Стрела пущена со слишком далекого расстояния, – пояснил он, протягивая стрелу.

Барнаби уселся на берегу пруда и принялся вертеть ее в руках. Лицо его все больше мрачнело.

– Я вижу здесь определенный умысел.

– Все те, кого убийца выбрал жертвой ... – Джерард помедлил. – Любили Жаклин?

Барнаби кивнул, пробуя пальцем острие наконечника.

– Верно, но, думаю, дело не в этом. То есть не совсем в этом.

– Если я не прав, тогда, может, объяснишь?

– Я еще могу объяснить убийство Томаса и покушение на тебя близостью к Жаклин, но при чем тут ее мать?

– Мы уже ответили на этот вопрос, – отмахнулся Джерард, выходя из беседки.

– Возможно, но мы должны помнить то, что известно всем. Всех нас связывает стремление защитить Жаклин.

– И это означает, что ты тоже в опасности, – задумчиво пробормотал Джерард.

– Возможно, но не я представляю самую страшную угрозу, а ты. Именно ты – ключ к освобождению Жаклин: без тебя не будет ни портрета, ни ее оправдания в глазах окружающих.

Джерард остановился и задумался, пытаясь оценить правоту слов приятеля. Может, Барнаби не прав и убийца просто ревнует его к Жаклин?

Барнаби вгляделся в лицо Джерарда и скорчил гримасу.

– Так или иначе, нам придется вернуться в Лондон.

– Лондон? – опешил Джерард. – Но почему?

– Потому что покушение обязательно повторится.

– По-моему, я в полной безопасности, – отмахнулся тот, – тем более что теперь мы будем настороже.

– Да и нет: что, если убийце не важно, умрешь ты или только лишишься возможности закончить портрет? Поверь, есть много способов этого добиться, и мы совершенно бессильны предотвратить несчастный случай. Уверен, что желаешь рискнуть?

Воображение Джерарда мгновенно разыграл ось: он тут же представил несколько подобных способов: поджог дома, нападение на Жаклин ...

Барнаби угрюмо нахмурился.

– Какие бы аргументы ты ни приводил, один факт по-прежнему неизменен: пока портрет не закончен, Жаклин остается в плену. Ты, и только ты, способен ее освободить.

Джерард уставился в ясные голубые глаза Барнаби, тяжело вздохнул и кивнул:

– Ты прав. Значит, Лондон. Мы, Миллисент и Жаклин.

– Когда? – спросил Барнаби, вставая. – Ты сумеешь закончить портрет там?

– Конечно. Главное – фон. Потом пойдет быстрее и легче. Если следующие два дня я буду занят только работой, на третий мы сможем уехать.

– Значит, через два дня? – уточнил Барнаби.

Джерард кивнул. Ему самому не терпелось поскорее увезти Жаклин на безопасную территорию. Друзья направились к дому.

– Думаю, не стоит пугать дам, – заметил Барнаби. – Объясним все Трегоннингу и придумаем предлог для посещения столицы.

– И придумывать не надо, – объявил Джерард. – Я уже сказал Жаклин, что для портрета требуется новое платье.

– Превосходно! – обрадовался Барнаби, взбегая на террасу.

Следующие два дня Жаклин не знала ни минуты покоя.

С самой смерти ее матери в доме не царило подобной суматохи.

Они все отправлялись в Лондон: Жаклин, Миллисент, Джерард и Барнаби. По крайней мере, именно так сказал отец за обедом на второй день после бала. Очевидно, Джерард поговорил с ним о необходимости сшить новое платье для портрета, и отец согласился не только на путешествие, но и на предложение Джерарда закончить портрет в городской студии.

До этого она выезжала только в Бат и никогда не была в столице. Теперь же благодаря Джерарду ей и Миллисент приходилось совершить невозможное, чтобы за такой короткий срок приготовиться к путешествию и пребыванию в городе: Джерард дал им всего полтора дня. Что возьмешь с мужчин! Разве они понимают, сколько времени надо, чтобы сложить платья, выбрать и упаковать шляпы, туфли, перчатки, шали, ридикюли, чулки, драгоценности и все другие аксессуары, необходимые для достойного появления в городе!

Она и Миллисент были едины в своей решимости не посрамить род Трегоннингов. Им наверняка предстоит встретиться с родными Джерарда, известными своей элегантностью и изысканностью. Не хватало еще показаться жалкими провинциалками, деревенскими простушками!

Кроме того, нужно было препоручить кому-то управление домом.

Жаклин почти обрадовалась, когда Джерард заперся в старой детской. После объявления о поездке он оттуда не выходил ни на ужин, ни на завтрак, ни на обед следующего дня.

Конечно, по ночам она приходила к нему. В первую ночь, обнаружив, что его нет в спальне, она потихоньку поднялась наверх, бесшумно прошла мимо комнаты Комптона и открыла дверь детской.

Ночь была теплой и душной. Одетый в одни бриджи, босой, ·он стоял перед мольбертом. Как и раньше, она почувствовала, что мгновенно отвлекла его от работы, и скрыла коварную усмешку.